Я очнулся лишь много дней спустя и очень удивился больничной обстановке, не понимая, почему я сюда попал. Я абсолютно ничего не помнил: все произошло, видимо, в глубоком сне. Мне сказали, что я свалился с веранды второго этажа и сильно разбился, чему я поверил.
Мои силы возвращались медленно, но верно. Я был уже вне опасности, не мог только самостоятельно стоять на ногах: лабиринт, управляющий нашим равновесием, был разбит. Долго я еще после этого ходил на костылях, приучаясь держать равновесие по вертикальным и горизонтальным линиям окружающей действительности. Для того чтобы ранения лица рассосались, мне рекомендовали отправиться на юг - в Египет.
Дни, следовавшие непосредственно за моим ранением и началом выздоровления, были лучшими в моей жизни. Со всех концов России и из-за границы я получал сочувственные и поздравительные письма. Люди, дувшиеся на меня за статьи в "Весах" или за неосторожно оброненные слова, забыв все, слали нежные письма.
Но лучшим подарком мне была книжка, присланная итальянским историком искусства Витторио Пика, - целая монография, посвященная мне. Пика, которого я совсем не знал, давно уже, оказывается, фотографировал мои картины, появлявшиеся на европейских выставках, и стал присылать мне письма, спрашивая различные сведения о той или другой вещи. К моменту катастрофы мы были уже друзьями по переписке и мне было приятно знать, что "итальянский Мутер" - такой ярый мой поклонник. Где только можно, он писал обо мне статьи - в "Studio", в "Emporium", во французских, немецких, американских журналах. В Риме он достал даже случайно фотографию с меня, Мишутки и Лампейки, которую поместил в монографии вместе с моей парижской фотографией 1906 года. И вот я получаю вскоре изданную им монографию, разглядываю ее, вижу старые дугинские картины, и от радостного волнения слезы льются из глаз.
Свободное копирование
