Из того, что он типичный потомственный дворянин старого режима и кадровый офицер, преданный «вере, царю, отечеству», не следует, между прочим, заключить, что он убежденный монархист, отнюдь! На самом деле он, как и жена, член Конституционно-демократической партии, или Партии народной свободы, он даже был кандидатом в делегаты Учредительного собрания от партии кадетов и приветствовал Февральскую революцию, падение самодержавия, вообще считал власть Романовых «ужасной». Еще в Селищах, до войны, молодые Ильины дружили с Тырковыми. Там единственным исключением в окружающем бескультурье было соседство этой семьи. Иосиф Сергеевич с женой навещали в усадьбе Вергежи, на берегу реки Волхов, знаменитого народовольца Аркадия Владимировича Тыркова, участника подготовки покушения на Александра II в 1881 году, и его сестру, известную кадетку Ариадну Владимировну, видного члена Конституционно-демократической партии. Екатерине Дмитриевне на всю жизнь запомнился визит в Вергежи английского писателя Уэллса в 1914 году. А Иосиф Сергеевич вспоминает елку 1912 года, когда он познакомился с «революционер-террористом» Аркадием Владимировичем. В другой раз в Вергежах оказался «маленький, весь какой-то зябкий Ремизов в больших очках и пледе».
Ильины поддерживали связь с Ариадной Владимировной и после ее эмиграции в Англию. Ольге Александровне Воейковой, например, только благодаря Тырковой в 1920 году удалось выйти на связь с дочерью, оказавшейся в эмиграции в Харбине. Сохранилось письмо Ольги Александровны, с помарками цензуры, написанное Ариадне Владимировне из Самары. А в конце июля 1919 года, в Омске, уже будучи в штабе Колчака, Иосиф Сергеевич получил с большим опозданием из Лондона от Ариадны Тырковой письмо, которое прозвучало горькой насмешкой. Ариадна Владимировна пророчила встречу зимой в родном поместье Вергежи после победы Белого движения.
Исторический фон, на котором проходит жизнь Ильина и его близких в 1917-1919 годы, — это две революции, а затем Гражданская война. Иосиф Сергеевич записывает ход событий и свои личные впечатления день за днем; когда ему это не удается, он явно сокрушается и пытается по мере возможности наверстать упущенное. Его записи весьма подробны и прекрасно воссоздают атмосферу эпохи, а главное, его личные переживания. Описываемые им фактически ежедневно события, рассказы о встречах с историческими лицами того времени позволяют окунуться в самую гущу истории. Мелькают многочисленные известные и менее известные имена: Азеф, Вольский, Галкин, Гучков, Деникин, Дутов, Елачич, Жанен, Зефиров, Игнатьев, Лебедев, Клафтон, Корнилов, Михайлов, Муравьев, Набоков, Нокс, Полонский, Савинков, Семенов, Троцкий, Унгерн... И многие, многие другие, всех не перечислить здесь. Характеристики, данные автором тем или другим, не лишены, конечно, прямолинейности, да иногда и предвзятости, но всегда основываются на фактах и опираются на непосредственное восприятие очевидца. Надо, конечно, признать, что мало кто достоин похвалы в его глазах. Пожалуй, кроме самого Верховного правителя Колчака, да еще Пепеляева, Каппеля и профессора Дмитрия Васильевича Болдырева, никто не способен снискать его одобрение. Не потому ли (зная их неприязнь к Колчаку) он так зло отзывается о князе Кропоткине и Дитерихсе, с которыми он встречается в 1919 году? Они ему кажутся типичными представителями дегенерировавшего дворянства. Читая то, что он наблюдает, приходится обычно соглашаться с автором. Интриги и политиканство политических деятелей и военных Белого движения, многих из которых можно назвать просто авантюристами, распущенность и развращенность общества в провинциальных городах, где устанавливается власть белых, — все это поражает воображение читателя. Воровство, кутежи и пьянство, царящие в рядах самой Белой армии, не обещают ничего хорошего. Большевики, естественно, — «разбойники, узурпаторы и каторжане». И невольно приходят на ум «Бесы» Достоевского. Все, как кажется Ильину, пропитано «достоевщиной», везде чувствуется «моральный вывих». В искренности автора нельзя сомневаться. Ведь он и о себе не всегда высокого мнения. Признается в «упрямстве» и «отсутствии настоящего мужества».
Как мы знаем, он принадлежал к оппозиционной партии кадетов, приветствовал падение царизма. Увы, никакие надежды не оправдались, пришло полное разочарование, и Иосиф Сергеевич удивительно скоро понял, что никак нельзя тешить себя иллюзиями. Белое движение, в ряды которого он записывается, ему кажется обреченным почти с самого начала. Осознание гиблости всего затеянного пронизывает повествование. Приходится задаваться проклятыми вечными вопросами, которые остаются, увы, такими актуальными в России. В чем дело? Почему страна с такими богатствами (они бросаются в глаза Ильину во время его путешествий по Сибири) не может обеспечить достойную жизнь русским? Иосиф Сергеевич сравнивает убожество, грязь, нецивилизованность русского быта с тем, что видел в Польше; с горечью убеждается в том, что «среди русских такого вполне законченного типа» военных, как поляки Полонский и Бржезовский, он «почти не встречал». Таких примеров много, таких невыгодных для России сравнений уйма. Невольно возвращаешься к мыслям о характере русского народа и задумываешься над причиной превосходства красных. «Откуда столько энергии? Почему при полном развале, голоде и пр. они все-таки наступают, сдерживают и даже кое-где имеют успех?» Иосифу Сергеевичу не откажешь в прозорливости и историческом чутье. Он, несомненно, одаренный писатель, чуткий наблюдатель и неплохой аналитик окружающих его событий.
Свободное копирование
