* * *
Однажды я и Серёга, голодные и хищные, как две акулы, в поисках: где бы что-то сожрать, -- влекомые призывным запахом колбасы, проникли с чёрного хода в оперный театр. И... заблудились в лабиринте тёмных коридоров. Так попали не в кладовку буфета, а на оперу "Кармен"! Зал был переполнен, как трамвай в час пик: кто-то сидел, остальные стояли. Мы замерли на минутку из любопытства, и... весь спектакль торчали на верхотуре галёрки, выше люстры, забыв даже про то, что есть хочется.
С трудом понимали: а что там, на сцене, происходит? Мешала смотреть огромная люстра и, заглушая актёров, зрители военного времени дружно кашляли, как культпоход из тубдиспансера. Вскоре мы сами сообразили, что актёры не говорили, а, что-то красиво пели. Но экзотические костюмы, яркие страсти нас захватили и ошеломили! А больше всего нас потрясла музыка. Серёга долго потом бормотал: "Ёп-перный театр... вот это -- музычка! Во - даёт!! В душу так и прёт! До самОй нутры достаёт!!" Так в Серёгином лексиконе прижилось новое красивое слово: "тореадор".
-- Ну, тореадоры, -- пять часов на сборы! - командует Серёга после обеда. - Чтобы к восемнадцати ноль-ноль по Цельсию всё было на мазИ! Сбор в общаге!
Контора по поеданию Рэкса набирает обороты. Четыре ремеслушных организма выделяют воинственный адреналин и плотоядный желудочный сок. От такого эмоционального коктейля мы хмелеем и Толян поёт с надрывом:
Он капитан и родина его Марсель.
Он обожает песни, шум и драки.
Он курит трубку, пьёт крепчайший эль
И любит девушку из Нагасаки...
Получив шинель, а у Толяна и в гардеробе блат, он со словами: -- Кому - Нагасаки, а мне - в бараки... Нинку б застать!... Покеда, тореры! - исчезает за углом училища. Серёга стоит на крыльце, руки в карманах, насвистывая арию тореадора, задумчиво смотрит в сторону бараков. До прихода Толяна, в наших планах, рассчитанных на знаменитые Уралмашевские БАРАКИ, пока что, раздражающая непонятка...