* * *
На остановке - толпа: автобуса давно не было. Быть может, и не будет? И так бывает. В сообразиловке подпрыгнул подленький финтишка: если автобус не придет, -- меня тут и подловит Ира, придя с работы. А, прочитав письмо, она в меня так вцепится... и на сантиметр не отпустит... а я и сам не хочу уезжать...
И тут появляется автобус, перекособоченный перегрузкой. Быть может, он, переполненный, не остановится?... такое бывает. Но, воняя резиной покрышек, разогретых от задевания за кузов, автобус замедляет ход, рулит к остановке. Вдруг - не сяду!? - трепыхнулась в душе последняя надежда.
"Легче в ж..у вставить глобус, чем в иркутский сесть в автобус" - говорят у нас в посёлке. Но... "С судьбой надо играть честно, тогда будешь иметь свою судьбу. Собственную!" -- говорил Валет.
Опередив всех, я, как клещ, впиваюсь в щель ещё закрытой автобусной двери. А как только дверь приоткрывается, яростный напор жаждущих внедриться в автобусное жестяное чрево, расплющивает меня до кондиции, удобной для перевозки в гортранспорте, и вжимает в тесно сплоченные внутриавтобусным давлением задницы тех, кто был запрессован сюда на предыдущей остановке.
Натренированные в суровой борьбе за место в гортранспорте до твёрдости футбольных мячей, задницы нервно взбрыкивают с грацией диких мустангов и дружно оттопыриваются навстречу нашему вторжению. Мы, свежезапрессованные, понимаем неприязнь оттопыренных задниц к нам, и тёмная волна раздражения захлёстывает наше сознание. Мы вносим с собой свежую, еще не растраченную, струю злобы во внутриавтобусную неугасающую перебранку, которая не переходит в рукопашную только потому, что шевелить в автобусе можно только ушами и задницей.
На следующей остановке повторяется то же самое. Ничто не сближает тела людей так, как автобус в час пик и ничто не разделяет души людей так, как насильственное сближение их тел. Люди в автобус входят и выходят, а злая перебранка остаётся и едет, будто бы, сама по себе.
Экспериментами горкомхоза по увеличению сжимаемости населения в иркутском транспорте установлено, что если людей спрессовывать до достижения критической массы, плотность которой определяется критерием: "яблоку негде упасть", -- то в такой массе перестаёт действовать не только закон Ньютона, выковырнутый из упавшего яблока, (был тогда простор, чтобы ему падать!), но и все остальные законы мироздания, особенно - нравственные.
Если индивидуумов вдавливать друг в друга до получения однородной "массы народной", то происходит коллапс интеллекта при котором все законы выворачиваются наизнанку. И тогда не только дохленький закон тяготения, который Ньютон высосал из гнилого яблока, но и более живой закон, -- о любви к ближнему, -- начинает действовать в трехмерном пространстве автобуса с точностью до наоборот: закон притяжения превращается в закон отторжения, а закон добра в закон злобы.
Потому что добрые законы человечество придумывало до появления общественного транспорта, в те гуманные времена, когда каблук сандалия ближнего был далек от любимого мозоля законодателя нравственности, а личности не слипались в "народную массу".