* * *
* *
Такелажка -- чистилище Дальторгфлота. Попадают сюда мореманы, отставшие от рейса по болезни, или "по семейке". Есть тут и те, кого переводят с одного судна на другое. А большинство из тех, кого временно списали на берег за грешки. И в ожидании прощения и возвращения на судно, просоленные штормами всех широт морские волки, кротко, терпеливо, за скромную сдельщину, мастерят в Такелажке спасательные средства, плетут кранецы, навивают канаты, набивают матросские матрацы морской травой...
От этого воздух в Такелажке пропитан морской романтикой: от запахами смолы, пеньки, брезента и океанских водорослей. Войдешь, бывало, во двор Такелажки, вдохнешь аромат океана, прищуришься и... слышно, как из далёкого далека, через тысячи морских миль, доносится рокот океанского прибоя, скрип ручного брашпиля и натужно-хриплые голоса морских бродяг:
В Кейптаунском порту
С какао на борту
"Жанетта" починяла такелаж...
И прежде чем уйти
В далёкие пути,
На берег был отпущен экипаж.
... и шелестят над головой добела прокаленные тропическим солнцем паруса, и ветер океана гудит хриплым басом в туго натянутых пеньковых вантах, а под ногами круто кренится под ветер, горячая от солнца, палуба шхуны... Открываешь глаза, -- а все наяву! Только вместо палубы - круто кренится, в сторону бухты, длинный двор Такелажки, а во дворе настоящие, просоленные океанскими штормами, мореманы голосами стивенсоновских пиратов напевают за настоящей матросской работой, под скрип настоящей лебедки, натягивающей настоящий канат, настоящие матросские песни времен парусов и пиратов:
Они сутулятся,
Вливаясь в улицы,
Их клеши новые ласкает бри-и-из!
Ха-ха-а!!
Они идут туда,
Где можно без труда
Найти себе и женщин и вина!..
Не раз бывал я здесь с Жоркой. Затаив дыхание, слушали мы, как бичи со всех посудин торгфлота лихо травят баланду про тихоокеанские цунами, тайфуны у берегов Формозы, филиппинских пиратов и вулканически страстных женщин с островов Туамоту. И меркли страницы Майн Рида и Стивенсона перед лихо закрученными и круто просоленными рассказами бичей, которые я и Жорка слушали с открытыми от удивления ртами.
А чтобы подмазаться к мореманам, старались мы изо всех силенок быть чем-нибудь полезными: где - подхватим, где поддержим, где закрутим, где прибьем, а пошлют - из гастронома все, что надо, принесем. Всех бичей знали мы по именам и кличкам, а они, не утруждая память, звали нас салажатами. Но было нам это приятнее, чем любое ласковое имя, придуманное родителями.
Вот, через год -- я вновь во дворе Такелажки. "Собравши последние силы...", ковыляю к складу морской травы во дворе под навесом. Упав в траву, с головой, зарываюсь в нее - пыльно-соленую, остро пахнущую йодом Тихого океана. "Последних сил" моих хватает на улыбку, в которой и боль, и блаженство. С улыбкой проваливаюсь я в сон, засыпая
"...сладостным сном человека у которого тело цепенеет, но душа бодрствует в сознании неожиданного счастья."