И вот я получил рецензию профессора Л. И. Тимофеева, написанную по заказу издательства.
Первое, что мне пришло в голову, когда я прочитал ее, — что ее написал не Л. И. Тимофеев, а кто-то другой. Я довольно хорошо знал сочинения этого исследователя: они мне никогда не казались оригинальными. Лучшей книжкой Тимофеева была «Поэтика Маяковского», появившаяся в 1941 году; если к ней присмотреться, становится очевидно: она просто-напросто повторяет некоторые положения Романа Якобсона. Книга Тимофеева о Блоке («Творчество Александра Блока», 1963) не вносит ничего нового после книг В. М. Жирмунского, даже В. Н. Орлова, — порою она кажется карикатурной вульгаризацией своих предшественников. Стиховедческие исследования Тимофеева тем интереснее, чем они более ранние: книжка 1931 года «Проблемы стиховедения. Материалы к социологии стиха» задорна в своей антиформалистичности, но до крайности примитивна; на фоне книг Томашевского, Эйхенбаума и Жирмунского она кажется убого провинциальной. Тимофеев всегда отличался партийной правильностью; он боролся с формализмом, он пытался выдумать теоретические основы социалистического реализма («Проблемы теории литературы», 1955), превратить ущербную, лишенную многих авторов историю советской литературы в подобие науки («Русская советская литература», школьный учебник 1946 года, множество изданий). Более трех десятилетий именно Тимофеев возглавлял науку о советской литературе — с 1941 года он заведовал соответствующим отделом в Институте мировой литературы имени Горького. Вот в чьи руки попала моя «Материя стиха». Выбор был сделан правильно: враг формалистов, теоретик социалистического реализма, идеолог партийности, разоблачитель «ревизионистских и буржуазных концепций» в западном литературоведении не мог доброжелательно или даже снисходительно прочитать «Материю стиха», — он должен был злиться на каждой странице.
И все же — все же я был уверен, что рецензию написал не он. При всей догматичности Тимофеев умнее, а главное — грамотнее ее автора. Многие примеры и собственные выкладки даны не к месту — Тимофеев как испытанный полемист не позволил бы себе таких сомнительных ходов. Позднее я узнал, что мое предположение было верным: больной Л. И. Тимофеев поручил рецензию одному из своих сотрудников, не слишком образованному, но фанатичному, психически неуравновешенному и бешено целеустремленному карьеристу.
В тот момент я этого не знал и лишь мог догадываться. Так или иначе, Л. И. Тимофеев по какой-то неведомой мне причине согласился дать Лесючевскому и Карповой свое имя и звание члена-корреспондента Академии наук СССР, чтобы способствовать уничтожению коллеги. Но сама по себе рецензия была написана так слабо, так уязвимо, что ответить на нее, и, кажется, достаточно убедительно, я смог без особого труда.
И все же В. М. Карпова, главный редактор издательства, полностью присоединилась к рецензии Тимофеева: «Мы находим, — заключала Карпова, — что отсутствие в Вашем исследовании продуманной методологии, антиисторизм...» Изящно выглядит это «мы находим»! Кто такие «мы»? Главная редакция «Советского писателя»? Но никто в Главной редакции, в том числе Карпова, рукопись не читал. Л. И. Тимофеев — и тот не читал. Можно составить список лиц, от которых зависела судьба книги, кто авторитетно высказывался по ее поводу, но не бросил взгляда ни на одну из ее страниц:
1) Директор издательства Н. В. Лесючевский.
2) Главный редактор В. М. Карпова.
3) Директор Ленинградского отделения издательства Г. Ф. Кондрашев.
4) Главный редактор Ленинградского отделения А. Н. Чепуров.
5) Член-корреспондент Академии наук СССР профессор Л. И. Тимофеев.
Все они подписывали бумага, отзывы, заключения, и все — с переиначенных чужих слов.
Свободное копирование
