Я жду. Жду месяц, жду второй. Снова издательство молчит. Уже истек год с того дня, как я сделал свой первый ход, и к годовщине белые делают второй ход — я посылаю Кондрашеву новое
ЗАЯВЛЕНИЕ
Ровно год назад я отдал в Издательство рукопись книги «Материя стиха», написанной мною без договора, но по фактическому заказу Издательства. С тех пор я получил — в середине мая — одну рецензию, подписанную Ю. Андреевым и содержащую весьма верные и, с моей точки зрения, вполне исполнимые пожелания и рекомендации, — учтя их, автор безусловно улучшит свою рукопись. Поскольку никаких иных указаний Издательство мне не давало, я рассматриваю рецензию Ю. Андреева как выражение мнения редакции.
В настоящее время я работаю над рукописью, стремясь по возможности учесть пожелания рецензента и, следовательно, Издательства. Надеюсь завершить доработку рукописи в сентябре с. г.
6 июля 1971
Теперь ответ не заставил себя ждать. Вступил в действие тот же закон, о котором я говорил выше: если в течение известного периода издательство не отвергло рукопись, она автоматически считается принятой, и тогда автор может по суду требовать ее издания и уж во всяком случае немедленной оплаты. А прошел целый год — срок вполне достаточный, чтобы автор выиграл дело. Теперь Кондрашев отвечает на ход белых — черные делают свой, правда, нарушая правило — как если бы, например, слон пошел по горизонтали, словно ладья, или конь перескочил через четыре клетки. Ход черных — это долгожданное «редакционное заключение» (Приложение 5).
Я читал, перечитывал и глазам своим не верил. «Заключение», убившее мою рукопись, поразило меня не выводом, нет, — к этому я был давно готов, — а цинизмом. Оно было написано в расчете на читателя, не видевшего ни моей рукописи, ни рецензии Андреева. Между тем, адресовано оно было мне, знавшему оба текста. Начинается «Заключение» с окрика: автор не имел права считать рецензию Андреева «выражением мнения редакции», потому что «по установленному положению» должен был «в первую очередь ознакомиться с редакционным заключением». Но ведь никакого заключения не было, а рецензия была, как же автор мог соблюсти «установленное положение» и ознакомиться с тем, чего не было?
Далее оно утверждает, что Ю. Андреев высоко оценивает не мою рукопись, а «возможности автора как ученого вообще», и что «положительное суждение» рецензента не имеет отношения к «конкретной оценке»... «Материи стиха».
Как так? «Большой, интересный труд специалиста, владеющего анализом...» Или: «Свою методологию автор применяет с большим чувством историзма...» Применяет, а не, скажем, «мог бы применить!» Или: «...в ней (работе) есть все данные, чтобы стать заметнейшим явлением советского литературоведения». Разве все это — «о возможностях автора», а не о рукописи?
Ну а насчет того, что «издательство «Советский писатель» призвано издавать произведения, посвященные современности...», отражающие решения XXIV съезда КПСС и т. д., - все это рассуждения фальшивые, опровергаемые первым же проспектом издательства. Оно выпускало в свет книги Лидии Гинзбург — «О лирике» и «О психологической прозе», Павла Громова — «Блок, его предшественники и современники», А. Чичерина — «Возникновение романа-эпопеи» и бесконечное множество других. Это утверждение столь же цинично, как предыдущие.
Дальше раздуты отдельные замечания Ю. Андреева, причем замечания сохранены те же, только изложены они свирепо. И вывод — противоположный. Ю. Андреев считает, что рукопись нужно «додумывать» и «шлифовать». Редакционное «Заключение» утверждает, что его, Андреева, замечания требуют «коренного пересмотра концепции» всей книги и что ее «существенные недочеты» — «результат крупных ошибочных положений методологического характера, которые легли в основание рукописи».
Прочел автор-оптимист и вскипел. Автор-скептик безуспешно пытался его успокоить.
Автор-скептик: Возмущаться нет смысла — этим делу не поможешь. Они решили не издавать книгу, какими бы достоинствами она ни обладала. Разве можно их заставить сделать то, чего они не желают?
Автор-оптимист: Можно. Они нарушают закон. Их «Заключение» противоречит официальной рецензии, они же прикидываются, будто соответствует. Они мошенники. У нас в руках оба документа; всякий увидит, что они противоречат друг другу. Кретины: так глупо, так грубо работают!.. Нет, они сами себя наказали.
Автор-скептик: Не будь смешным. Они позволяют себе быть кретинами, работать грубо и писать что попало, потому что все это могут делать безнаказанно. Знаешь ли ты, кто написал это редакционное заключение? Николай Васильевич Лесючевский, это факт достоверный. А уж Лесючевский знает, что делает: в ЦК поддержат его, а не тебя. Да и в КГБ он свой человек; будешь слишком много позволять себе — прижмут.
Оптимист: Но ведь есть юридическая сторона всего этого дела? Законы? Суд? Лесючевский и Кондрашев нарушают законы. Это легко доказать.
Скептик: А кто станет слушать твои доказательства? Читать твои объяснения? Лесючевский и Кондрашев будут над тобой издеваться и главное — бесить тебя наглой безнаказанностью своих действий. А ты будешь писать жалобы. Их издевательства будут умножаться, наглость — расти, а твои жалобы будут все длиннее и все возмущеннее. Чем длиннее и возмущеннее они будут, тем меньше начальство станет их читать и обращать на них внимание. Ты хочешь пробить стену лбом? Вспомни прекрасное изречение Станислава
Ежи Леца: «Предположим, ты пробьешь головой стену; что ты будешь делать в соседней камере?»
Он был прав, и автор-оптимист, понимая это, постепенно утрачивал оптимизм. Но бездействовать казалось невозможно. Автор долго взвешивал за и против.
За: готовая книга, написанная по заданию издательства. Одобрительная рецензия. Два обсуждения — множество хвалебных выступлений.
Против: тень «фразы». Ненависть Лесючевского. Редакционное заключение.
Будем сражаться! И белые делают очередной ход.
Свободное копирование
