Штаб нашей бригады все ещё в Шинвальде. Кажется, солдаты второго парка заявили жалобу Базунову на жестокое обращение Старосельского. Но последний по-прежнему безжалостно прижимает и команду и офицеров. Капитан Старосельский, командир второго парка, невысокого роста, плотный, широкоплечий, с бритой головой, небольшими зелёными глазами под тяжёлыми веками, твёрдо и с убеждением отвечает на все протесты.
- Вы, господа, штатские люди. А у меня на все совершенно другая мерка. Актёр должен играть, писатель - писать, танцор - танцевать, а военный - воевать. Война есть прямое призвание офицера. Я стою за то, что, раз армия существует, она должна воевать. В мирное время мы кричим: я - храбрый офицер! Благодарите ж историю, что она даёт нам возможность доказать свою храбрость на деле...
- Но быть храбрым вовсе не значит тянуть из солдат все жилы...
- Господа! Я - кадровый офицер. И после войны останусь кадровым офицером. На меня затрачено государством черт знает сколько денег. Меня готовили в запевалы! И я не стану подтягивать паршивеньким дискантом ваши либеральные песенки... Я сделаю из своих мужиков настоящих солдат.
С раннего утра в парке начинается эта нудная муштра.
- На молитву! Шапки долой! - раздаётся команда Старосельского. - Накройсь!..
И потом долгое двухчасовое истязание.
- Да ты как стоишь, Тимошкин! Голову выше! Гуки назад! Не переминайся с ноги на ногу, как медведь!
- Понимаю, ваше высокоблагородие! - пучит глаза Тимошкин и запрокидывает голову до вывиха позвонков.
- Гуками, руками не размахивай, Зеркалов!
- Отвык, - смущённо оправдывается сорокадвухлетний Зеркалов.
- Шесть месяцев военную форму носишь, а все деревней пахнешь! - И, тяжело размахнувшись, ударяет Зеркалова по лицу.
Но главная пытка - впереди, когда, вооружившись длинным хлыстом, Старосельский заставляет скакать по кругу отяжелевших сорокалетних ездовых.
- Да какой ты ездовой? - кричит он бешеным голосом. - Не ездовой, а каптенармус!.. Под ранец, язви твою душу! Под ружьё!
Это зверское наказание Старосельский ежеминутно пускает в ход.
Солдат, поставленный «под ружьё», испытывает неимоверные муки. В полном походном снаряжении, с винтовкой на плече солдат стоит неподвижно, не смея пошевельнуться. Часто до двух часов кряду. Снаряжение вместе с винтовкой составляет тяжесть свыше 50 фунтов [Свыше 20 килограммов. (Прим. ред.)] . Самые крепкие солдаты с трудом переносят эту пытку. Особенно мучительны последние полчаса, когда ранец оттягивает плечи и дрожащая отёкшая рука не в силах держать ружьё. Старосельский зорко следит за своей жертвой. В эти последние минуты Старосельский садится у окна и глаз не сводит с солдата. Стоит последнему переступить с ноги на ногу, как Старосельский, задыхаясь от бешенства, кричит фельдфебелю:
- Камень!
И провинившейся жертве кладут на ранец заранее приготовленный десятифунтовый кирпич. Только вмешательство Базунова в состоянии прекратить истязание. Но Базунов умышленно избегает столкновения с командирами парков, а Старосельский с каким-то садистским упоением пользуется этим правом каторжных тюрем и крепостной старины. Два солдата не выдержали, стали проситься из парка на батарею. Старосельский цинично расхохотался:
- Хо-хо-хо... Слезу гонит, кал преть... Ты, что, соплей разжалобить вздумал?.. Вон!
И поставил обоих «под ружьё».
Свободное копирование
