20 или 21 сентября, уложив все вещи, пошел прощаться со знакомыми. До отхода автомобиля оставалось не более часа. На площади меня догнал запыхавшийся Павел Евгеньевич Бураго. В руках у него была телеграмма только что полученная на мое имя из Софии. Генерал Ползиков приказал немедленно меня разыскать. Я распечатал телеграмму и сразу почувствовал, что это помилование в самую последнюю минуту.
"Немедленно приезжайте! Фосс"
Поручик Фосс был офицером для особых поручений при военном агенте полковнике Генерального штаба Зайцеве. Экстренный вызов в Софию мог означать только командировку в Лозанну. Генерал Ползиков и полковник Шеин меня поздравили. Я получил небольшую сумму денег на дорогу в Софию, набросал небольшую открытку с извещением, что на "Плакальницу" я не еду и уселся в тот же Бенуа, в котором уже раз ездил с полковником Шеином. Давно я не испытывал такой радости. Час тому назад я был кандидатом в рудокопы, и вдруг все переменилось. Мне предстояла поездка в Швейцарию, выступление на мировом процессе, потом, может быть, учение в Париже или Брюсселе... Весело свистел ветер на перевале. Недалеко от памятников русских полков, дравшихся здесь в 1877 году, у нас лопнула шина. Возились с ней долго. Я вышел из автомобиля, прочел надписи на памятниках, потом вынул блокнот и стал записывать свои мысли. Они сводились к тому, что жизнь очень интересная вещь. Что меня ждет, в конце концов, неизвестно, но на рудники то уже я во всяком случае не попаду.
Ехали мы с многочисленными остановками. Никогда еще не видел, чтобы у одной и той же машины на протяжении каких-нибудь сорока километров шины лопались пять или шесть раз. Большое было испытание — перевал.
Свободное копирование
