Меня лично, как и многих офицеров, очень интересовала сама техника подготовки переворота в Болгарии, стране преимущественно земледельческой и управлявшейся диктатором. Если болгары сделали вывод из нашей неудачи, то нам следовало поучиться на их удаче.
Основным элементов успеха был, однако, заговор в армии. В этом отношении болгарский пример приводит нас к соображениям скорее неутешительным. Один из болгарских офицеров дружины, стоявшей в Орхании, который был посвящен в заговор, рассказал мне впоследствии, что подготовка к нему велась небольшой, крепко спаянным комитетом из офицеров и унтер-офицеров. Все его участники пользовались одинаковыми правами, независимо от чинов, и мнение младших выслушивалось так же внимательно, как и соображения старших. Тайну хранили тщательно и предателя не нашлось, несмотря на недоверие Стамболийского к армии, наличие в ней офицеров - партийных земледельцев и всеобщую слежку.
В советских условиях все же такой комитет существовать не мог бы. Это был мой пессимистический вывод из всех разговоров, которые пришлось слышать.
На второй и третий вопросы моего циркулярного письма все опрошенные офицеры и солдаты ответили отрицательно. Никто из русских не пострадал и никто не принимал участия в действиях против земледельцев. Один только вольноопределяющийся нашей батареи, служивший шофером грузового автомобиля на заводе, принужден был перевозить добровольцев, гнавшихся за Стамболийским. Его машину реквизировали и вольноопределяющийся не счел себя в праве ее оставить в чужих руках.
Слухи о том, что Стамболийским был свергнут при участии русских упорно держались как в самой Болгарии, так и среди болгарских эмигрантов заграницей. Корреспондент "Times"а Коллинс поместил по этому поводу совершенно ложное сообщение о том, будто бы несколько тысяч беженцев Врангелевской армии, ныне находящихся в Болгарии, предложили свои услуги болгарской армии, но это было отклонено. Сведенья эти лишины всякого основания и помещение их может быть объяснено лишь завидной недобросовестностью или злонамеренностью автора.
"Русские контингенты в Болгарии во внутренние дела страны не вмешивались и не вмешиваются, состоя на работах, обеспечивающих их существование."
Генерал-лейтенант Роннсин.
Много лет спустя в Праге, как мне передавали, бывший градоначальник Софии Трифонов, состоявший, если память не обманывает, в школе шоферов, которую организовал местный Земгор, упрекал русских своих товарищей в том, что "врангелевцы" якобы помогали свержению Стамбульского, и возражавшим не хотел верить.
Политические легенды живущие и бороться с ними трудно. Однако, хорошо зная русско-болгарские дела того времени, я совершенно уверен в том, что будущий историк не найдет решительно никаких фактов, подтверждающий легенду об участии русских во свержении землевладельческого режима в Болгарии.
Было бы в тоже время ошибкой думать, что наличие десяти тысяч воински организованных, крепко спаянных и привычных к гражданской войне русских офицеров и солдат не оказывало никакого влияния на политическую атмосферу Болгарии во время переворота. Есть основания предполагать, что в свое время и сам Стамболийский, тогда враждебно относившийся к советам, согласился на прием русских частей для того, чтобы иметь на руках лишнюю карту против болгарских коммунистов. Точно так же его противники, организуя заговор, знали, что в свержении диктатора мы участия не примем, несмотря на враждебное отношение к нему и к его партии, но к попыткам контр-переворота отнестись безразлично не сможем. Такой контр-переворот по местным условиям неизбежно должен был принять характер гражданской войны при сильном участии коммунистов или просто коммунистического восстания. Ни в том, ни в другом случае белые русские уже в силу простого чувства самосохранения не могли бы оставаться в стороне. Надо при этом заметить, что в случае опасности различия между "контингентами", то есть числившимися в частях и "беженцами", в них не состоявшими, не могло не стереться. Защищаться пришлось бы всем, что и случилось в действительности несколькими месяцами позже. В Болгарии в это время было, по крайней мере, двадцать тысяч русских способных носить оружие. Организаторы восстание имели полное основание смотреть на них, как на свой потенциальный резерв. И это, несомненно, увеличивало их решимость и смелость. В некоторых случаях имело место и прямое обращение к русским в первые недели после переворота.
Свободное копирование
