С началом войны царь, помня позорное поражение в русско-японской войне 1905 года, делал все, чтобы подобная катастрофа не повторилась. Было издано много указов, и среди них один, запрещавший продажу алкоголя. Однако эта мера, в целом положительная, породила много проблем, так как покупка алкоголя разрешалась только по рецепту врача. Дедушку стали осаждать просьбами дать рецепт. Ненавидевший пьянство в любом виде, дедушка отвергал взятки, не поддавался на лесть и не боялся угроз.
Многие горожане, не в силах превозмочь «жажду», обратились к доступным заменителям алкоголя. Наш кучер Николай, обнаруживший опьяняющее действие денатурата, вскоре был окрещен «денатуркой» и ничуть не сердился на это. Близкий друг отца Павел Степанович получил прозвище «розочка» за пристрастие к духам «Белая роза», которые, по его уверениям, были не хуже любой водки. Он был просто в отчаянии, когда вследствие беспрецедентного спроса эти духи исчезли из продажи.
Отец и дядя Саня готовили особую смесь. Рецептура держалась в тайне от всех. Ингредиенты были помещены в большую жестяную банку и оставлены в тепле на кухне. Заинтригованные, все с нетерпением ждали обещанного первоклассного напитка. Однако вечером случилось то, чего следовало ожидать: на кухне раздался громкий взрыв. Все перепугались. Бросившись вниз, мы обнаружили обломки покореженной жести и жутко пахнущее содержимое банки на стенах и потолке. Просто чудо, что в кухне в тот момент никого не было. Не стоит и говорить, что на этом эксперименты закончились.
Глаше пришло письмо и маленький пакетик. В письме сообщалось, что Михайло погиб. До этого никому из нас и в голову не приходило, что Михайлу на войне могут убить. Мы были потрясены. От Михайлы не было писем со дня его отъезда. Глаша ждала и молилась, чтоб война скорее кончилась. Теперь надежды на будущее больше не было. Единственной памятью о муже был крест Святого Георгия, которым Михайлу наградили посмертно за героизм в бою, но крест для Глаши ничего не значил и не мог ее утешить.
В Успенской церкви отслужили панихиду по Михайле. Мы все пришли на нее, даже отец. Михайло был для нас своим человеком, он жил в доме с юных лет. Стоя с зажженной свечой в руках, я вспоминала прекрасное морозное утро, когда он и бабушка встречали меня из Санкт-Петербурга на станции, как мы ехали через серебряную реку, а за нами бежали две собачки, вспоминала день его свадьбы и разбившуюся солонку. Неудивительно, что Глаша тогда расплакалась — примета и вправду оказалась плохой.