Третьего августа в деревне появился незнакомец, который приколол на столб объявление: два дня назад Германия объявила России войну. Об этом уже давно ходили слухи, но теперь все подтвердилось. Бабушка решила немедленно вернуться в город, и, уложив свои вещи, утром следующего дня мы отправились.
На этот раз мы пошли дорогой, которая вела к железнодорожной насыпи, и затем до станции Исакогорка брели по путям. Я запомнила эти бесконечные шпалы. Приходилось делать огромные шаги, чтобы попадать на них, стоять на обочине, пока мимо проносился поезд, а потом снова тащиться по шпалам.
Только к вечеру мы дошли до станции. Там уже отправлялись на фронт войска. Переполненный состав был готов тронуться. Из вагонов выглядывали веселые лица, солдаты пели старые военные песни. На перроне волнующаяся толпа матерей, жен, детей, любимых, которые пришли проводить мужчин на далекую войну.
Раздался свисток. Огромные колеса начали свое вращение, постепенно увеличивая скорость. Женщины бежали по платформе, надеясь поймать последний взгляд, еще раз увидеть родное лицо. И даже когда дымок паровоза исчез вдалеке, они все стояли, вытирая слезы.
Огромное облегчение мы испытали, когда снова оказались в Танином доме. Я помню, как бабушка сказала Тане, что в тот день мы прошли семь верст.
На следующее утро мы проснулись поздно и после завтрака отправились на пароме в город. На пристани нас встречали отец и Михайло. Отец сиял, но все еще был бледен и тяжело опирался на палку.
— Британия, — сказал он, — на нашей стороне. Вчера она объявила войну Германии.
Так как моя мама была шотландкой, нас всех, естественно, очень интересовало, чью сторону примет Британия, и отцовская новость была большим облегчением.
Когда экипаж подкатил к дому, я выскочила из него и бросилась к черной лестнице, ведущей в прихожую. Первой, кого я встретила, была Сашенька.
— Сашенька, — закричала я победно, — Британия на нашей стороне!
— Никого нет на нашей стороне, каждый сам за себя, — ответила она с горечью.
В России поднялась волна горячего патриотизма. В те дни августа 1914 года царя любили больше, чем когда бы то ни было. Солдаты рвались воевать, а если нужно, и умереть за него и любимую Родину.
В тот же день мы с Капочкой пошли по магазинам покупать для солдат различные вещи. Я помню, как мы волновались, упаковывая носки, мыло и самое важное — маленькие пакетики махорки (дешевого табака), которую высоко ценили солдаты. В одну посылку я положила записку: «От гимназистки Жени. Возвращайтесь здоровым домой».
По всему городу женщины делали бинты и вязали носки. Марина, уже окончившая школу, полностью посвятила себя этой работе и уходила из дома рано. Марга, собиравшаяся поступать в университет Санкт-Петербурга, удивила всех, заявив, что она решила учиться на сестру милосердия в надежде, что потом ее пошлют на фронт. Бабушка работала в комитете, который собирал деньги, организуя распродажи картин художников, концерты, балы и другие благотворительные мероприятия.
Тем временем снова начались занятия в гимназии. К нашей утренней молитве добавился национальный гимн «Боже, царя храни!». На стенах появились большие портреты царя и царицы. Глаза царя смотрели сверху вниз милостиво, на устах легкая улыбка, лицо красавицы-царицы было отстраненно-отсутствующим.
Свободное копирование
