На следующее утро наша маленькая компания отправилась в дальний путь, в деревню, находившуюся в семи верстах от станции Исакогорка. В безоблачном небе сияло солнце, день обещал быть прекрасным.
Оставив позади Танин дом, мы скоро подошли к торфяникам, уходящим далеко за горизонт. Кустики вереска и моховые кочки затрудняли движение. Юра и Марина, шагая широко и легко, оказались далеко впереди. Я, прыгая с кочки на кочку, с болтавшейся на запястье шляпой, торопилась за ними. Позади всех шли бабушка и отец.
Обернувшись, я увидела, что папа сидит на кочке, а рядом бабушка. Я поспешила к ним и услышала, как отец произнес: «Не могу идти дальше, ноги не держат». Его лицо, покрытое потом, было смертельно бледным. Я помню, что меня пронзил какой-то непонятный ужас, как если бы небеса вдруг померкли и исчезло сияющее утро. «Пожалуйста, идите без меня, — сказал отец, — я отдохну немного, а потом на пароме вернусь в город».
Мы оставили его сидеть и молча пошли дальше. Я долго оглядывалась и видела, как он машет мне шляпой, надетой на палку. Постепенно белое пятнышко стало крошечным, и вскоре я не могла больше ничего разглядеть.
Пройдя вересковую пустошь, мы пошли по лесной тропинке. В лесу — тень и прохлада, острые запахи земли, грибов, хвои. Солнечные лучи бросают золотые пятна на темные ветви сосен, белые стволы берез, дрожащие листья осин. Мы присели отдохнуть. Вокруг нас стоял зачарованный лес, слышалось нежное воркованье каких-то птах, тетеревиное бормотанье, мелкие лесные животные невидимками сновали среди шуршащих листьев. Кругом изобилие грибов. Русский человек не пройдет равнодушно мимо гриба, и бабушка, продолжая путь, завязала свой платок узлами и стала собирать грибы.
Но вот лес кончился, и мы вышли на простор. Перед нами раскинулись зеленые луга, где паслись коровы и лошади. Направо рядком стояли дома и маленькая деревянная церковь. Навстречу нам шла женщина в сарафане. Это была Юрина кормилица Ульяна. Завидев нас, она заспешила через луговину. Эта улыбчивая женщина обожала Юру. С того времени, когда Ульяна оставила его и вернулась к своему ребенку (Юре тогда было два года), она постоянно навещала его и всегда приносила свои особые пирожки, которые, она знала, он любил. Жила Ульяна неплохо, у них с мужем надел земли, несколько коров, крепкая изба.
У входа нас ждут трое детей, в том числе молочный брат Юры Ваня, теперь уже высокий стройный паренек. Он-то и оставался в деревне после рождения, пока его мать зарабатывала деньги, выкармливая чужого ребенка. В избе безупречная чистота: некрашеные полы выскоблены добела, стол накрыт вышитой скатертью, на нем уже поставлена посуда, лежат деревянные ложки.
Юра с ребятами устроились на сеновале, бабушка, Марина и я в горнице — лучшей комнате в доме. Стены увешаны фотографиями членов царской семьи, в углу икона, прикрытая сверху вышитым полотенцем. Как обычно в деревенском доме, на самом почетном месте огромная кровать с высоко взбитыми перинами и горой подушек.
Ульяна кормила нас простой и вкусной едой — простоквашей с толстым слоем сметаны сверху, гречневой кашей и пирогами. Особенно хороши были колобки из тонкой овсяной муки и масла, испеченные в русской печи. Вкусные и рассыпчатые, они буквально таяли во рту. В наших северных деревнях редко ели мясо, чаще — рыбу. Самым вкусным супом считалась уха.
В этой мирной деревушке мы провели счастливую неделю. Крестьяне убирали урожай. Юра, Ваня и Марина помогали им, работая все дни напролет под жарким солнцем, а меня приняли деревенские дети. Мы собирали ягоды и грибы, купались. Вьющаяся по уклону тропинка вела к песчаному берегу, где собиралась вся ребятня. Речка была узкая, мы могли переплывать ее и играть с детьми с другого берега.
Свободное копирование
