Покупка завода. Моя женитьба - 1

 Глава 5
 

ПОКУПКА ЗАВОДА. МОЯ ЖЕНИТЬБА

(1896--1900)

 
  
 Покупка Любимовки

Средства сестры Нины ко времени ее замужества были вложены в разные предприятия, в которых она не располагала достаточным весом, чтобы представитель ее интересов, муж ее, мог в них играть руководящую роль. Такое положение не могло удовлетворять Алексея Владимировича, человека молодого, подвижного, легко увлекающегося и, естественно, желавшего расширить сферу своей деятельности. По участию своему в Корюковке, присмотревшись к сахарным делам и сведя в Москве дружбу с молодым еще тогда будущим наследником сахарозаводчика И. Г. Харитоненко, Павлом Ивановичем Харитоненко, Алексей Владимирович задумал сам построить свеклосахарный завод в своем имении в Курской губернии. Конечно, его имение представляло слишком недостаточную базу для основания даже самого маленького завода, хотя бы так называемого сельскохозяйственного типа, с идеей которого в то время носились землевладельцы и сочувствовавшая им пресса, настаивая на установлении специальных льгот и поощрений таким "некоммерческим" заводам. Но недостаток собственной земли для обеспечения завода плантациями бурака, казалось, легко восполнялся привлечением к посеву бурака имений зятя Алексея Владимировича Сергея Ивановича Жекулина и многих соседей помещиков, с которыми Алексей Владимирович находился в дружественных, а частью даже в родственных отношениях. Мысль о постройке завода, опирающегося на "кооперацию" соседних имений, ценность которых должна была оттого значительно возрасти, встретила общее сочувствие в районе Борщня, и задуманный завод стал возводиться.

В связи с этим Алексей Владимирович должен был, конечно, озаботиться освобождением жениных средств из предприятий, в которых они были вложены. Прежде всего Алексей Владимирович побудил Нину Васильевну оставить "Северный вестник", издание которого она и передала Любови Ивановне Гуревич. Затем он стал настойчиво добиваться скорейшей продажи корюковских паев, а также реализации паев Нины Васильевны в золотопромышленных предприятиях. Но и этого, как вскоре выяснилось, оказалось недостаточно. Увлеченный своими планами, Алексей Владимирович сделал попытку увлечь ими и нас (т. е. меня и Сережу), но мы решительно сторонились от вхождения в новые предприятия, желая оставить себе руки свободными для выбора иного жизненного пути. При том злополучный опыт Корюковки, представлявшей совершенно исключительные возможности и расстроенной неумелым руководством да раздорами пайщиков-родственников, нисколько не располагал к вступлению в новые, такие же родственно-деловые комбинации. Тогда Алексей Владимирович стал обращаться к нам за временными ссудами, на что мы, не скажу, чтобы охотно, но пошли. Возвращение ссуд в срок оказалось, однако, невыполнимым. Нужно было мириться с тем, что они застряли в любимовском деле на неопределенное время. Но этим дело не ограничилось. Чтобы не допустить дело до срыва, приходилось неоднократно в спешном порядке выручать его новыми ссудами. Наши вложения, таким образом, превысив все прочие, внесенные в любимовское предприятие средства, достигали весьма значительной для нас суммы. Оберегая себя, мы предупредили Алексея Владимировича, чтобы он уже не рассчитывал на дальнейшие от нас вклады. Но надежды Алексея Владимировича "обернуться" оказывались несбыточными, и он предложил нам ознакомиться с положением Любимовки по бухгалтерским книгам и личным опросом его доверенного -- директора завода Бронислава Викторовича Пиотровского.

В окружении Алексея Владимировича его считали виновником запутанного состояния любимовских дел. Говорили, что он уже не первого хозяина ко дну пускает. Человек в сахарном деле выросший, его отлично знающий, весьма способный и весьма бывалый, он, конечно, не был виновником надвигавшегося на Алексея Владимировича краха. Его репутация "злого гения" или "гробовщика", если она и имела за собой какие-нибудь основания, то проистекала, конечно, от того, что, будучи человеком с большим темпераментом, сильным, склонным к рискованным делам и способным принять на себя большой риск, он не уклонялся от сомнительных, близких к банкротству дел, так как, во-первых, люди, желавшие, чтобы их спасали, конечно, не скупились на вознаграждение и, во-вторых, так как он надеялся на свои силы, на свою находчивость, на проницательность свою и понимание людей и умение на них производить нужное впечатление. А эти способности могли часто выручить и помочь там, где простое планомерное трудолюбие и расчетливое старание оказывалось бессильным.

Объяснения и выкладки Б. В. Пиотровского с очевидностью подтвердили худшие наши опасения. Без какого-либо радикального преобразования дело Алексея Владимировича шло к неминуемому и скорому краху, безнадежно увлекая с собой и наши вложения. Некоторые части завода, неудачно устроенные, требовали переустройства; завод не был обеспечен в достаточной мере плантациями; чтобы вырваться из тисков, наспех приобретались имения, что иммобилизовало средства, обостряя и без того крайнюю нужду в оборотном капитале; нечем было покрыть приближавшиеся значительные срочные платежи фирмам и лицам, от которых нельзя было надеяться на какие-нибудь отсрочки и снисхождения. Предприятие потеряло всякий кредит. Не было источников для проведения сева и обработки плантаций. Для нас стало ясно, что чтобы не допустить краха, нам надо безотлагательно взять завод на себя, то есть приобрести его и уже тогда спасать его всеми имевшимися у нас ресурсами.

Не улыбался нам такой оборот личной жизни, но колебаться и медлить было некогда. До весеннего посева оставалось две каких-нибудь недели, и в случае покупки завода к посеву надо было организоваться. Посоветовавшись с А. И. Чупровым относительно общего положения сахарной промышленности и ее видов на будущее и с "магом-волшебником", как мы прозвали Ал. Дан. Шлезингера (впоследствии директора Купеческого банка), о возможности быстро реализовать ценные бумаги, которые теперь должны были пойти на оздоровление и укрепление свеклосахарного завода, мы в апреле 1896 года кинулись в объятия Любимовки. Мы при этом уговорились с Бр. В. Пиотровским, что он останется у нас на предстоящую "сахарную кампанию", и пригласили В. С. Ижицкого перейти немедля из Костина в Курскую губернию на более широкую роль управляющего имениями при сахарном заводе, на что он охотно согласился.

Мы приняли при этом на себя оплату всех долгов Алексея Владимировича и А. В. Рейнов, за которыми оставалось прекрасное имение при заводе в 2000 десятин земли, состоявшее из трех экономии и включавшее в меньшей своей части родовое имение Рейнов и в большей -- земли, прикупленные Алексеем Владимировичем на средства жены. Таким образом, Алексей Владимирович и Антонина Васильевна выходили из кризиса без существенных уронов. Однако, чтобы благополучно провести такую спасительную операцию и не потерять своих вложений, нам надо было спешно мобилизовать все наши ресурсы и даже прибегнуть к дружественному кредиту сестры Кати и А. Л. и Л. А. Шанявских. Эти позаимствования остались неизвестными посторонним и много содействовали прочности нашего кредита, создавая представление о нашей финансовой мощности. В оформлении юридическом всех сделок нами руководил наш юрисконсульт M. Н. Адамов, и в эту весну мы ряд вечеров провели у него в одноэтажном его домике против Сивцева Вражка в Денежном переулке, редактируя разные документы совместно с его помощником и квартирантом Ал. Вас. Шиловым. Оформив продажу нам завода и двух экономии, Алексей Владимирович весь отдался земской и общественной деятельности. Избранный суджанским уездным предводителем дворянства, он совместно с председателем уездной земской управы П. Д. Долгоруковым принял деятельное участие в открывшемся тогда сельскохозяйственном комитете[1] и стал вскоре широко известен в кругах, интересовавшихся общественным у нас движением.

Отправляясь на лето в Любимовку, мы посетили на прощание Костино. "Любимовка -- многозначительное название, -- с грустью сказала нам София Васильевна Сперанская, -- полюбите и забудете Костино и нас всех со всеми здешними начинаниями. Практическое, живое дело, успех и влияние, приносимые им выгоды -- этого было бы достаточно, чтобы увлечь вас на новые пути. А тут еще Любимовка сулит любовь. Не "до свидания" говорю я вам, а "прощайте" и не "поминайте нас лихом". Наши друзья и не в одном Костине ничего хорошего в перемене наших обстоятельств не видели и склонны были считать, что мы совершили ошибку.