Университетские годы - 17

 Холера

Беда родит беду. За двумя следовавшими друг за другом неурожаями на истощенное недоеданием население надвинулись недомогания и болезни. Появилась азиатская холера. Проникнув сначала в Астрахань, она быстро поднялась вверх по Волге на север и перекинулась в самый Петербург.

Утомленное и невежественное население стало терять равновесие, заволновалось. В Астрахани и в Царицыне произошли беспорядки с призывом войск для их усмирения. В Саратовской губернии разбушевавшаяся толпа убила врача...

Ученик (бывший) Николая Васильевича Сперанского Ефрем Васильевич Пустошкин, в имении которого Давыдовка Николаевского уезда Самарской губернии в эти годы работали сестры Котляревские (Анна Андреевна врачом и Екатерина Андреевна -- по столовым для голодающих), так вспоминает эти тревоги:

"С весны 1892 года началась холера. Каково было положение врачей в это время, показывает судьба врача Молчанова, убитого толпою по подозрению в отравлении воды городского водопровода в г. Хвалынске, в 35 верстах от Давыдовки. Анне Андреевне Котляревской помогло в этом случае то, что за полгода, прошедшие со времени ее приезда, население попривыкло к ней, научилось любить ее и уважать ее работу".

С самим Ефремом Васильевичем Пустошкиным произошел тогда следующий характерный эпизод.

"Приходят ко мне человек двадцать давыдовских крестьян.

-- Мы к вам, Ефрем Васильевич, от стариков!

-- Что нужно?

-- Да вот, у вас в больнице служит сиделкой Настасья Максимова. Мы просим уволить ее и отца ее, Федора, плотника.

-- По какой причине?

-- Да так. Они не наши. Другого села. Пусть ищут себе работы в своем месте.

-- Я ничего плохого ни от Федора, ни от дочери его не видел. Анна Андреевна ее хвалит. Уволить их я не могу и не уволю.

Раздается голос из стоящих сзади: "Ну вот что, Ефрем Васильевич! И вы не боитесь? А то ведь разговоры всякие ходят!"

В это время действительно ходила молва, что помещики нанимают врачей и других подходящих людей отравлять крестьян, чтобы меньше было народу и не так чувствовалась земельная теснота". (Из рукописи Е. В. Пустошкина.)

Было с чего прийти в отчаяние, когда через тридцать лет после своего освобождения крестьянство оказалось и нищим, и невежественным, а теперь наконец готовым растерзать немногих самоотверженно спешивших ему на помощь интеллигентов... Обреченной гибели выявлялась вся русская культура, ничтожно тонким слоем покоящаяся на таком зыбком основании!

В такой-то удручающей атмосфере прозвучала в ту пору знаменитая теперь, проникнутая чувством роковой обреченности шестая симфония П. И. Чайковского, оказавшаяся его лебединой песней. 16 октября 1893 года он впервые продирижировал ее в Петербурге перед изумленной публикой, а 25 октября 1893 года его не стало...

Голодные годы знаменуют решительную перемену в общественных настроениях. Обаяние народничества блекнет, и наступает увлечение марксизмом. Вместо постепенной легальной, культурной работы восьмидесятников в деревне общественная мысль в 90-е годы склоняется к нелегальной пропаганде среди рабочих на фабрике. Вместо эволюции во главу угла ставится революция. Подпольно создавалась Социал-демократическая рабочая партия. Работа в этом направлении Плеханова и Ленина общеизвестна. Одновременно на авансцену выступают и "легальные марксисты" (Струве, Туган-Барановский, Булгаков)[1], используя для своих выступлений все представлявшиеся возможности. Мне вспоминаются несколько их выступлений.