Университетские годы - 5

 Первые наши издания

В университетские годы начали мы с братом Сережей свою издательскую деятельность. Собственно, начало ее надо отнести к весне 1889 года, когда мы перед отъездом за границу сговорились с Петром Феликсовичем Маевским о создании первого оригинального русского определителя растений.

Я уже говорил, что мы с П. Ф. Маевским много ботанизировали в Суткове. Мы пользовались при этом для определения растений "Определителем среднегерманской флоры" Пестеля. Русский перевод этой книги был едва ли не единственным в то время на русском языке пособием для определения растений. Само собой, при разнице в видовом составе среднегерманской и русской флоры Пестель не мог удовлетворить элементарным требованиям, предъявляемым к определителю. Многих встречающихся у нас форм у Пестеля совершенно не было, и, наоборот, книга эта изобиловала ненужными для русского натуралиста описаниями форм, в России не встречающихся.

Маевский казался человеком, как будто предназначенным для составления русского определителя. Глубокий знаток русской флоры, он только что закончил редактирование посмертного издания "Флоры Московской губернии" Кауфмана. Обычный и, пожалуй что, единственный в то время путь, открытый для русского ученого, -- путь профессорской карьеры, перед Маевским был закрыт. Петр Феликсович был горбат. При постоянных перебоях сердца, страдая одышкой, быстро утомляясь при движении или волнении, он не был бы в состоянии не только прочесть перед аудиторией обычную двухчасовую лекцию, но вообще длительно держаться на народе. Кабинетная работа ученого писателя, которую можно выполнять в домашней обстановке, в полном спокойствии, соблюдая все предписывавшиеся ему врачами предосторожности, -- вот что ему было по плечу. Мы и предложили ему составить большой определитель растений. Такая работа при авансировании гонорара и при крайней скромности Петра Феликсовича вполне обеспечивала его на время писания, обещая притом кое-что в будущем в случае удачи предприятия.

Но Петр Феликсович был щепетилен, горд и самолюбив. В его глазах мы с Сережей все еще были юнцами, не знающими ни жизни, ни цены деньгам. Здоровье же его было настолько ненадежно, что авансирование ему гонорара представлялось ему делом большого риска. Убедить его пойти на такое соглашение смог только Н. В. Сперанский. При этом для успокоения совестливого Петра Феликсовича сестра Катя приняла на себя материальную ответственность за сделку, так как Петр Феликсович упорно стеснялся вступать в денежные соглашения со своими учениками, каковыми он нас продолжал считать.

После долгих переговоров все было улажено, и, когда мы в 1889 году поехали за границу, Петр Феликсович поехал к нам в Костино, где мы ему предоставили восточный флигель на нашей усадьбе. В главном доме поселился на лето Н. А. Мартынов с семьей. Так, с весны 1889 года двухэтажный флигель с пятью комнатами наверху и четырьмя внизу, кроме кухни, пошел под ученую братию, до самой революции непрерывно служа как бы "домом отдыха" ученых и учащих, употребляя теперешнюю терминологию.

В нем П. Ф. Маевский написал свой определитель, Н. А. Мартынов составил свой учебник рисования, В. Н. Львов подготовил к печати учебник зоологии и проредактировал не одну книгу из издававшейся нами "Серии учебников по биологии", Н. В. Сперанский закончил свои "Очерки по истории средней школы в Германии", подготовленные им за границей, Е. Е. Якушкин перевел книгу Гильденбрандта "О преподавании родного языка в школе".

Во время постройки больницы здесь жила Е. П. Косминкова, а во время постройки третьего по счету здания школы М. А. Чуйкова.

Здесь же на протяжении ряда лет проводил лето со своей семьей Е. Е. Якушкин, почему флигелю этому и пристало обозначение "якушкинского".

Надо сказать, обстоятельства благоприятствовали нашему первому издательскому начинанию. Профессор математики Московского университета Цингер, ботаник-любитель, предпринял в то время достойный любителя труд проверки описания растений, ранее найденных в России. Он проверил эти описания по многочисленным гербариям, хранившимся в разных учреждениях и у частных лиц, откликнувшихся на призыв профессора Цингера и предоставивших ему свои коллекции для обозрения. Для своей книги Петр Феликсович мог воспользоваться, кроме собственных своих наблюдений, и результатами обследования профессора Цингера. Новый определитель, таким образом, совершенно был свободен от традиционных, перепечатывающихся от автора к автору, не всегда точных описаний.

"Флора Средней России" вышла с обозначением на обложке: "Издание Е. В. Барановской" и была встречена очень сочувственно. Успех этой книги, потребовавшей ряд переизданий, отзывы последующих редакторов -- Н. В. Цингера (сына), С. Коржинского, Д. Литвинова, наконец, опыт многочисленных друзей среди любителей, преподавателей, студентов и вообще учащихся, пользовавшихся книгой Маевского на протяжении многих лет, показал, что труд свой он выполнил безукоризненно. Последующие неудачные определители Петунникова, а затем Федченко могли только поднять репутацию определителя Маевского, который и до сих пор остается непревзойденным.

В 1929 году наше издательство наладило было работу по редактированию нового, шестого издания "Флоры" Маевского, за что по нашему приглашению взялись Д. П. Сырейщиков и В. В. Алехин. К обработке некоторых родов привлекались еще некоторые специалисты. Однако издательство "Новая деревня" тоже задумало переиздать Маевского, для редактирования которого пригласило Б. А. Федченко. Нам пришлось отказаться от задуманного нами издания, а что выпустил "Сельхозгиз" (бывшая "Новая деревня") с Федченко, об этом можно составить себе представление по рецензиям в специальной прессе[1].

Кроме "Флоры Средней России", мы еще выпустили следующие книги П. Ф. Маевского: "Злаки Средней России", "Весенняя флора", "Осенняя флора", "Ключ к определению деревьев по их листьям". Затем стали выходить "Птицы России" профессора М. А. Мензбира и под редакцией В. Н. Львова целая библиотека по биологии под названием "Серия учебников по биологии". После смерти Н. С. Тихонравова мы выпустили собрание его сочинений в четырех томах.

Само собой разумеется, у нас стали выходить труды Н. В. Сперанского по истории школы в Западной Европе, над которыми он работал в течение ряда лет частью в Германии, преимущественно в Париже. "Очерки по истории народной школы в Западной Европе" (1896 г.) сразу поставили Николая Васильевича в число наиболее видных специалистов-исследователей по истории просвещения, и была тогда речь о предоставлении ему за них докторского звания.

К сожалению, мы в то время были еще слишком неопытными издателями (кстати, и эту книгу мы выпустили без своей фирмы) и не озаботились тем, чтобы книга была переведена и издана за границей. У нас слишком мало лиц работало в избранной Николаем Васильевичем области, и его книга не возымела того значения, какое она бы получила за границей, будь она доступна по языку тамошним исследователям.