Наговорившись с Катей, объездив с ней наши любимые сутковские прогулки, осмотрев очередные нововведения, делавшиеся ею в хозяйстве, я направился в Париж к Николаю Васильевичу. Он предложил мне проехаться в Бретань, покупаться в океане, на что я, конечно, охотно согласился. Я накупил в Париже запрещенных у нас в России книг (помнится, брошюры анархиста Grave {Грав.}, сочинения Кропоткина и "Царство Божие внутри нас" Л.Н. Толстого) и поехал с Николаем Васильевичем в Бретань, которая казалась мне особенно заманчивой по ярким изображениям, данным Лоти в романе его "Исландские рыбаки", вышедшем за год или за два до того (?). Мы поглазели в Бресте на гигантские океанские пароходы, в Трежетеме -- на лихорадочную работу рыбаков и затем устроились более оседло в скромном приморском домашнем пансиончике, где нас кормили и холили, как кормят и лелеют в старой французской провинции.
В купальных костюмах, с книгами в руках мы проводили целые дни на прибрежных камнях. С отливом мы продвигались вперед на обнаженные от воды места, где наблюдали актиний, крабов и всяких других морских животных. Чудными закатами солнца, заходившего в океан, мы обыкновенно любовались с высокого уединенного отрога берега, мысом вдававшегося в океан.
Нашему приятному отдыху в гостях у океана положило конец внезапное заболевание Николая Васильевича. Он стал испытывать мучительные боли в области живота, сопровождавшиеся рвотой. Как он мне сказал, такие припадки случались с ним и раньше. Парижский доктор приписывал их страданию солнечного сплетения. Он не прописал Николаю Васильевичу никакого лечения, но рекомендовал прекратить курить и оберегать себя от нервных волнений. Так как океан, по-видимому, возбуждающе действовал на Николая Васильевича, то мы решили вернуться в Париж. Не были ли то первые проявления неразгаданной врачами болезни, сведшей впоследствии Николая Васильевича в могилу?* {Текст, отмеченный *...*, печатается по черновику.}