Кончина отца
Отец был крепкого здоровья. Я не помню, чтобы он когда-нибудь болел и лежал в постели. Он жаловался иногда на зубы. Глаза были отличные, и он не нуждался в очках. Для чтения мелкого шрифта, каким в газетах обыкновенно набирается биржевой бюллетень, он пользовался большим увеличительным стеклом, обыкновенно лежавшим на его письменном столе рядом со счётами и разрезным ножом.
Он рано поседел. Я его седым только и помню. Рассказывали, что поседел он в одну ночь, разом, узнав о пожаре дома, в котором находилась в то время мамочка. Все обошлось благополучно, но, принимая во внимание, что мать Серафимы Савватьевны (наша бабушка, урожденная Колесникова, портрет которой маслом у меня сохранился) погибла во время пожара, испуг Василия Никитича кажется естественным.
Отец скончался скоропостижно 8. IX. 1879 года от кровоизлияния в мозг. Утром по случаю праздника Рождества Богородицы он, по своему обыкновению, отстоял обедню в нашей приходской церкви Николая Чудотворца, что на Песках. Вернувшись домой, он почувствовал себя дурно, в своем кабинете. Жившая у нас в то время Л. А. Шанявская вызвала врача и послала за Катей, Ниной и Федей, находившимися у Н. А. и В. Н. Абрикосовых на Покровке. Они, однако, уже не застали папочки в живых.
Мы с Сережей жили еще в Жуковке с мисс Маколей, куда тоже дали знать. Вероятно, мисс Маколей было сообщено, чтобы она нас доставила в Москву на следующий день к панихиде, к определенному часу. Добрая, благочестивая старушка позаботилась о том, чтобы день этот проведен был нами достодолжным образом, и она в самом деле сумела этого достигнуть.
С утра мы обошли с ней весь жуковский парк, следуя обычному маршруту одиноких прогулок папочки и присаживаясь на всех скамейках, на которых он любил отдыхать. У оранжереи жена садовника, сказав, что муж повез к гробу цветы, соболезнующе взглянула на нас и промолвила: "Бедные сиротки". Это мне почему-то показалось неуместным. Сконфузившись, чтобы скрыть, вероятно, свое смущение, я с шумом пробежал перед садовничихой по доскам, положенным у оранжереи ввиду предстоящего ремонта. И мне сейчас же стало стыдно этой своей выходки.
После завтрака мы в пролетке поехали в Москву. Исполнительная мисс Маколей хотела, очевидно, в точности соблюсти инструкции, ей данные, и приехать в арбатский дом наш минута в минуту в назначенное время. Сверяясь с часами своими, она несколько раз останавливала кучера. Мы выходили из коляски и некоторое время шли пешком, очевидно, чтобы провести время и не приехать раньше срока. Был роскошный осенний солнечный день. Настоящее бабье лето, столь характерное для нашей полосы. С обеих сторон шоссе виднелись в некотором отдалении "в багрец и золото" одетые опушки Кунцева и Волынского. С Поклонной горы перед нами открылся весь город с его сорока сороков церквей. "Белокаменная Москва -- золотые маковки" -- по живописному выражению богомолок, обычно становившихся здесь на горбу горы на колени и творивших молитву. Огородники у Дорогомилова кладбища убирали капусту, которую тут же шинковали. В воздухе носились паутинки... Дорогой мисс Маколей рассказывала нам приличествующие обстоятельствам евангельские эпизоды. Воскресший Лазарь и эммаусские путники на этот раз сменили Наполеона и Кутузова, обычно служивших темой рассказов при переездах по Можайскому шоссе. Блестевшая перед нами своими куполами Москва, некогда "спаленная пожаром", как будто вторила евангельским рассказам о торжестве жизни над смертью.
Изумительно запечатлелся в моем уме этот наш переезд. Величайшие художники неоднократно вдохновлялись сюжетом эммаусских путников. Но когда мне, уже взрослому, приходилось в музеях останавливаться перед этими их картинами, воображение мое уносилось далеко от евангельского эпизода этого и от окрестностей Иерусалима, и мне неизменно вспоминались наши две маленькие фигурки по бокам грузной бонны нашей, на обочине Можайского шоссе, перед сверкающей на солнце панорамой Москвы.
Мы приехали в дом наш как раз к панихиде. Катя, сестра, бледная и заплаканная, в черном траурном платье, с двумя большими ключами, привешенными ей к поясу Лидией Алексеевной, была неузнаваема. Руководимая Лидией Алексеевной, она сразу взяла на себя бремя хозяйства и ответственность старшей за всех нас. Несмотря на то, что она всех больше потрясена была потерей отца, она находила в себе силы обо всем подумать и обо всем распорядиться. Так всегда выступала она в жизни, исполненная чувства ответственности и долга, никогда не позволявшая себе быть подавленной обстоятельствами и судьбой.
Свободное копирование
