Очнулся я в Игарском аэропорту, в поликлинике. Спасение пришло вовремя. Еще какой-нибудь час - и все ведь было бы кончено! Меня уже никогда не смогли бы добудиться… Я лежал на кушетке, полураздетый. Пальцы ног и руки, и лицо - все тело у меня горело, словно бы в огне, было пронизано острой, режущей болью.
Надо мной хлопотали местные медики - растирали меня, приводили в чувство. И здесь же мельтешил пилот - тот самый белобрысый и розовощекий парень - сокрушался, ахал, переживал.
Сквозь мутную одурь, сквозь поволоку, застилающую взор, я с трудом и не сразу различил его лицо. Низко склонившись ко мне, он бормотал, кривясь и вздрагивая:
- Ах, незадача… Боже мой! И как же это я вовремя не подумал, не сообразил? Ведь что могло бы произойти - страшно представить… Ах, я болван!
- Ладно, - сказал я, - чего там… Что было - прошло… - Я сказал это медленно, едва управляясь с дыханием. - Хотя, конечно, - болван. В этом ты можешь не сомневаться!
- Дак я разве - что? - засуетился он (теперь уже улыбаясь, как-то сразу просветлев, помягчев лицом). - Я разве спорю? Ну, прости, браток, ну, бывает…
- Ты мне вот что скажи, - перебил я его, - меня чем растирают - то?
- Спиртом.
- Так. А внутрь - нельзя?
- О чем разговор! - засмеялся тот. - Можно. Все можно!
Он распрямился и отступил - исчез из поля зрения - и через пару минут поднес мне полный, налитый вровень с краями, граненый стакан.
- Рвани, браток, - сказал он задушевно. - Рвани - и забудем, ладно? Получилось, конечно, глупо. Но кто ж бы мог предугадать? Такой уж ты, видать, незадачливый… А впрочем…
Тут он на миг примолк, собрал складками кожу на лбу. И поглядел на меня изучающе. И затем - поигрывая бровью:
- Впрочем, как посмотреть. Может, как раз - наоборот? Ведь подумай: была бы в Игарке плохая погода - туман, скажем, или дождь, - аэродром меня не принял бы. Я мог бы приземлиться где-нибудь в другом месте. А это значит… Нет, браток, ты, пожалуй, из тех - из фартовых… Судьба тебя не балует, но все же, видать, бережет. Дает тебе шанс, дает!
Кто же я, в самом деле? - размышлял я потом, рванув стакан спирту и размягчась, оттаивая, погружаясь в зыбкое, блаженное забытье. - Какой я? Со мной ведь постоянно что-нибудь происходит, ничего не идет гладко. Что бы я ни задумал, ни начал, все оборачивается кошмаром или анекдотом. Все получается скверно. До крайности скверно. Очевидно, такова моя участь. Судьба ничего не хочет дарить мне, давать задаром, легко. Летчик прав: она меня не балует. Но какой-то шанс все же оставляет. Это видно и в мелочах и в крупном… Вот и теперь… Из тайги я, хоть и с трудом, все же выбрался. Впереди - Москва! И самое главное - воспользоваться новым этим шансом, не оплошать, не дать маху, не упустить удачу… Несмотря ни на что, я где-то, в глубине души, верил в удачу, рвался к ней. Рвался, в принципе, так же, как и спортсмены, - как штангисты, к примеру, или же прыгуны. Потерпев неудачу на первом заходе, они, как известно, пытают счастья трижды. Три попытки дано им. Три попытки! И сейчас я - сорвавшись в самом начале, - мечтал о реванше, об отыгрыше, о новом решающем рывке.
Свободное копирование
