Малое время спустя я сидел в полутемной, низкой, жарко натопленной комнате. Изба топилась по - черному - дым выходил не в трубу, а в волоковое оконце над дверью. Таких первобытных строений я до сих пор еще не встречал - только читал о них в исторических романах. Окна здесь были затянуты рыбьим пузырем, стены сложены из вековых неохватных лиственничных бревен. В щелях шевелились тараканы. Над головами текли, свиваясь, синеватые дымные полосы. От духоты и едкого чада спирало дух и щипало глаза.
Я помещался в центре избы, у стола. А вокруг, на лавках, теснились угрюмые мужики. Они были не молоды и косматы, обряжены в меха, вооружены винтовками.
Кто они? - недоумевал я, - что за люди? Все в них было мне странным; и туземная одежда, и этот дремучий их облик, и - что выглядело, пожалуй, подозрительнее всего - грозное, боевое оружие. На солдат они, во всяком случае, не похожи, - размышлял я, томясь, - и на уголовников - тоже… Мужички эти особой породы. Но - какой? Может, я попал к сектантам? К староверам? Однако староверы не курят, а эти - дымят вовсю. Кинулись на мой табачок, расхватали…
Табачок мой расхватали сразу же, как только я ступил в избу. Обыскали меня, вывернули карманы; хотели глянуть на документы - но их не оказалось (тайга ведь не город, - таскать здесь бумаги ни к чему!) Единственное, что я имел при себе - нож, спички и кисет - мгновенно пошло по рукам. И вот, закурив из моего кисета, они сидели теперь и шептались о чем-то. О чем?
Тот, кто привел меня (звали его, как выяснилось, Архип), сказал, погодя:
- И что с тобой делать, голубь, ума не приложу. Залетел ты сюда на свою голову. - Он поскреб в бороде, насупился. - А может - на нашу… Насчет экспедиции ты, пожалуй, не врешь. Но - как проверить?
- Да очень просто, - заявил я, - пошлите туда кого-нибудь. Или - хотите - идем со мной…
- Ишь ты, - засмеялся, закашлялся Архип. - Вон чего захотел… - Он помотал головой!
- Ну, ловкач.
Мои слова показались смешными не только ему одному; тотчас же оживилось, задвигалось все это сборище.
- Как ты нас понимаешь? - спросил, отпыхиваясь, Архип, - что мы за люди?
- Кто вас знает. - Я пожал плечами, осмотрелся медленно. - Не разберусь никак. Но это - ладно… Вы мне вот что скажите: зачем я-то вам понадобился? Чего вы от меня хотите?
- Мы одного хотим, - негромко, с хрипотцой, проговорил сидевший рядом с Архипом приземистый, коренастый мужчина. У него было сухое скуластое лицо, татарские усики по краям жестокого рта. - Чтоб все у нас тихо было - вот, чего мы хотим! Тихо, без хипеша!
- Так кто ж вам мешает? - удивился я. - Живите как хотите. Я-то тут причем? И вообще - сколько вы меня здесь держать намерены?
- А это уж как мир рассудит, - вставая с лавки, сказал Архип. Он уже не смеялся больше; колючие глаза его посверкивали недобро и сумрачно. - Как мир решит… Ты в Бога веруешь?
- Да, - сказал я, - да… А что?
- Так молись, пока не поздно! Крепче молись! Он почесал усы и потом - озирая сборище:
- А и нам тоже - пора на молитву. Айда, ребята! Крупно шагнул к дверям. И на миг задержавшись там - искоса поглядывая на меня - добавил угрожающе:
- Побудь пока тута. И не вздумай бежать, учти: порскнешь - угодишь под пулю. Живым все одно не выпустим. Не уйдешь. Ни-ни.
- Может, его повязать пока? - прохрипел татарин, - так все же вернее…
- А-а-а, чего там, - небрежно отмахнулся Архип.
- Никуда не денется.
Они вышли из избы - замкнули дверь снаружи. Я остался один и с беспокойством прошелся по комнате. Не нравилась мне вся эта история, ох, не нравилась!..
Я потрогал дверь, она была заперта прочно. Подошел к окошку. Сквозь мутную пленку, заменяющую стекло, не видно было ничего; только свет проникал в избу - закатный, снежный, меркнущий свет. Да еще - звуки. Я прильнул к окну и уловил негромкое похрустывание и шорох. Кто-то мерно расхаживал, вороша снежок. «Часовой», - сообразил я. И опять заметались тоскливые мысли: где я? Что со мною? Что тут вообще происходит?
И в этот момент - где-то совсем близко, почти рядом, - возник глухой, унывный гул голосов.
Откуда они просачивались, эти голоса? Может быть, из-за стены, из-за перегородки… Или же - из соседнего здания? Я так и не смог этого понять. Голоса звучали неотчетливо; слов было не разобрать, но все же в нестройном их рокоте угадывался некий торжественный ритм. Казалось, люди поют. Или молятся. А вернее всего - творят какие-то странные заклинания.
Я долго с тревогой вслушивался в непонятный этот, сумеречный вой…
Потом, - сморенный усталостью и вконец одуревший от духоты, - разостлал на лавке тужурку, улегся и вытянулся там. И задремал незаметно. Сквозь дремоту мне вспомнились вдруг слова: "Молись, пока не поздно. Крепче молись!" И отключаясь, проваливаясь в черноту, я тоскливо воззвал к небу, что-то крикнул беззвучно…
Свободное копирование
