Это случилось в урочище реки Подкаменная Тунгуска. Отправившись на охоту, я сбился с дороги, проплутал весь день и, помнится, брел - утомленный, зазябший - по незнакомой тропке, вьющейся в белых, опушенных инеем, зарослях ивняка.
В общем-то я не очень беспокоился по поводу того, что заблудился; далеко отойти от базы я не успел и знал, что так или иначе сумею отыскать ее. Я шел не спеша, посвистывал и размышлял об этой земле, о путях истории, о вторжении России в азиатскую глушь. Тема колонизации Севера и покорения тайги интересовала меня тогда чрезвычайно. Тропинка вилась среди кущ и сугробов, и была она едва приметна, но все же - протоптана людьми. Кто проторил ее? - думал я, - зачем и когда? Может быть - тунгусские охотники, звероловы… а может, тут проходили когда-то далекие мои предшественники, землепроходцы?
У каменистого бугра тропа вильнула. И за поворотом на ней, на чистой пороше, обозначились человечьи следы. Они пересекали наискось мой путь и пропадали в чащобе.
Вот следы, - думал я (думал, разумеется, уже стихами, ощущая тихий рождающийся из глубины распев). Вот следы. В блеске стылого дня кто-то шел, обгоняя меня. Вот смешались на дне колеи со следами чужими - мои. И за мной, и за мной, где-то там, кто-то тоже идет по пятам. Он идет, он на землю глядит. Под ногами планета гудит. Над простором дымится заря. Пусть растет, не кончаясь вовеки… так ручьи превращаются в реки, превращаются реки в моря!
Заметив на тропе чужие следы, я в сущности, не обратил на них внимания; из мира реального я невольно переключился в мир воображаемый, отвлекся, углубленный в поэтические образы. А делать этого не следовало. В тайге надо быть постоянно собранным и крайне осторожным. Нельзя упускать из виду ни единой мелочи. Иногда такие вот мелочи нежданно оборачиваются бедой…
Из кустов - справа от меня - раздался резкий голос:
- Стой! Замри! Стреляю.
И сразу же я различил характерное сухое клацанье ружейного затвора.
Я остановился, растерянно озираясь. Незнакомец захватил меня врасплох. Несмотря на то, что я был вооружен - тащил на плече заряженную двустволку - сейчас я находился в полной его власти. Существует старинная таежная заповедь: "Хозяин всегда тот, кто заметит первым" … Вот это как раз - и произошло! Он заметил меня и подстерег. И держал теперь на прицеле, сам - в то же время - оставаясь невидимым, надежно укрытым в кустах.
- Сними ружье и возьми его за спину! - приказал голос.
Я послушно выполнил приказ.
- Теперь переломи там стволы и вытряхни патроны!
- Но как же я могу - за спиной? - проговорил я озадаченно. - Ведь неловко же…
- Ничего! - сказал человек из кустов, - пошарь пальцами… И не тяни, ну! Быстрее! Считаю до пяти.
И он размеренно и звучно начал отсчитывать секунды.
По счету «пять» я наконец справился с задачей. Патроны мягко упали в снег. Тогда незнакомец сказал:
- Брось ружье в сторону. Подальше - вон к той валежине.
Верхушки кустов шатнулись и, затрещав сучьями, человек вышел на тропу.
Он был одет по-тунгусски - в меховые расшитые бисером сапоги (они назывались здесь "бокари"), в оленью «малицу» - дошку с капюшоном. Однако лицо у него было типично русское, с мягкими чертами, с окладистой, сивой, густой бородою.
Он держал под мышкой пятизарядную, армейского образца, винтовку. В другой его руке - в корявых, темных пальцах - зажата была ивовая веточка. И поднеся веточку ко рту, покусывая ее задумчиво, незнакомец спросил, оглядывая меня с головы до ног:
- Кто таков? Откуда?
Стараясь отвечать как можно внятнее и точнее, я пояснил ему, что работаю в экспедиции, что отряд наш базировался у Лисьего Ручья, а сейчас переместился дальше на север - в зимовье со смешным названием "Гнилой Шаман".
- Ага! - кивнул он, - та-ак. Вот почему там - у Шамана - стало шумно! А мы-то все понять не могли… Значится, экспедиция. - Крошечные медвежьи глаза его сощурились и ушли в тень. - Много же вас тут развелось… Ох, много! Ну, что ж. Пошли.
- Куда? - спросил я. - Мне к своим надо…
- Идем, идем, - сказал он, подталкивая меня в плечо. - И поменьше спрашивай.
- Но все же - куда?
Незнакомец не ответил - усмехнулся в бороду.
Подойдя к валежине, он нагнулся, покряхтывая, поднял и отряхнул от снега мое ружье. Потом закинул его за спину. И властно махнул мне рукой.
- Айда!