3. Пирожки
Мой приятель, которого арестовали в сорок шестом, рассказывал:
— Со мной в камере сидел старик-грузин, измученный всегда печальный.
Я был молод, во мне клокотала жизнь, я не мог полностью осознать ужас происшедшего. И я утешал его:
— Не надо так горевать, отец. Все еще переменится. Мы еще выйдем на волю.
— Может быть, — вздохнул он. — Может быть, вы и выйде| те. Все, кроме меня.
— Почему же?
И тут он сказал потрясающую, почти библейскую фразу:
— Я знал Ирода, когда ему было девятнадцать.
И продолжал:
— Мы были тоже молоды, нам было нечего делать и мы организовали коммунистическую ячейку.
Собирались раз в неделю у учителя — семейного человека. Рассуждали, спорили о светлом будущем, а потом жена учителя вносила блюдо поджаристых пирожков…
Один раз мы заметили, что Джугашвили все время выходит из комнаты. А когда жена открыла дверь кухни, она увидела на блюде всего один пирожок. Учитель спросил:
— Джугашвили, как мог ты сделать это? Ведь мы все ждали…
И он ответил:
— Я хотел.
Старик опустил голову, голос его упал:
— Может быть, вы и выйдете. Но я — никогда. У него хорошая память. Он боится, что я могу рассказать кому-нибудь про пирожки.
И снова добавил свою ужасную фразу:
— Я знал Ирода, когда ему было девятнадцать.