Москва купеческая - 81

Нельзя сказать, чтобы эта рознь между Москвой и Петербургом не вызывала у некоторых стремления найти какое-то согласование, найти общий язык и устранить вредные трения. И опять-таки приходится сказать, что это течение шло с севера, а не из Москвы;

в Первопрестольной оно встречало мало откликов. В Петербурге был ряд лиц, стремившихся создать какое-то единство, справедливо осуждая эту мало обосно­ванную московскую подозрительность и даже враж­дебность. В борьбе с этим явлением они всегда стара­лись использовать и привести в свою веру тех отдель­ных москвичей, которые появлялись на съездах. В чи­сле этих лиц одно из самых первых мест занимал С. Г. Лианозов.

Уже в то время он имел крупную позицию в рус­ской нефтяной промышленности: он был председате­лем русско-английской нефтяной корпорации и един­ственным, чьи акции котировались на парижской бир­же. Лианозовское нефтяное предприятие было одно из самых старых в России.

На первый взгляд С. Г. был мало заметен: невы­сокого роста, может быть, несколько даже застенчи­вый, говоривший просто, без «ораторского красноре­чия». Но за этим скрывалось знание дела, большая ясность ума и необычайное умение подойти к собе­седнику. Источником этого умения была благожела­тельность, с которой он вообще относился к людям и которая располагала к нему тех, с кем ему приходи­лось общаться.

Я говорил уже, что С. Г. считал себя, в известной степени, москвичом и имел, конечно, к тому основание. Во всяком случае, ему «сам Бог велел» явиться одним из связующих звеньев между воюющими сторонами, и эта роль ему удавалась. Мы быстро с ним сблизились;

он всегда очень ценил отсутствие предвзятой враждеб­ности.

Тех же примерно настроений был и Павел Андреевич Тикстон, один из выдающихся деятелей и в Со­вете Съездов, и вообще в русской организованной про­мышленности. П. А. играл заметную роль: в то время он был руководителем синдиката «Продамета» (прода­жа металлов с южных заводов).

По происхождению он был англичанин, и это очень на нем сказывалось. В своем некрологе Н. А. Тэффи назвала его «первый русский джентльмен». Не знаю, был ли он первым, но джентльменом, несомненно, был. И это его какое-то внутреннее благородство весьма на всех действовало. Он никак не мог признать целесообразности войны «на пустом месте». Обладая большой силой убежде­ния, именно своей непредвзятостью, он обычно гово­рил: «Может быть, вы и правы, тогда убедите меня в этом. Но если вы этого не сумеете, то не мешайте мне вас убедить», — и часто последнее ему удавалось. Во всех попытках сближения противников П. А. всегда был одним из первых.

Таким же был и граф Андрей Александрович Бобринский — одна из замечательнейших фигур на фоне Совета Съездов. Конечно, А. А. был человеком дру­гого мира, другого прошлого, других традиций, но в Совете Съездов, где он занимал место товарища пред­седателя, он был своим человеком, как давний предсе­датель Всероссийского общества сахарозаводчиков. Это был человек тонкой и глубокой культуры и ред­кой внутренней чистоты и светлости, — подлинный старый русский барин, в лучшем смысле этого слова. Мало кто пользовался таким единодушным уважением. Разумеется, и он был на стороне тех, кто «воевать» с Москвой не собирался.

К этой группе надо еще причислить инженера Дмитрия Петровича Кандаурова, — отца русского кон­сула в Париже. Это был человек старой складки, вне всяких споров и разногласий, державшийся со всеми доброжелательно, в особенности как старший к младшим. Мне он очень помог быстрее освоиться с петер­бургским климатом.

Не буду останавливаться на тех, кто хотел походом идти против Москвы и всего московского. Во-первых, это был П. О. Гукасов, человек очень важный, загадоч­ный и мало доброжелательный; во-вторых, инженер Н. И. Изнар, который не выносил Москву за ее «поли­тику».

Говоря о деятелях Совета Съездов, не могу обой­ти молчанием еще одну выдающуюся фигуру — В. В. Жуковского. Вряд ли помнят его в современной Поль­ше, но было бы слишком несправедливым, если бы его имя оказалось совсем забытым.

Владислав Владиславович Жуковский был инже­нер, участник целого ряда правлений русских и поль­ских металлургических обществ, в частности — круп­нейшего общества Брянских заводов в Екатериносла-ве. Кроме того, он был членом Государственной Думы, где председательствовал в группе «Польское Коло». Это был прирожденный общественный деятель, всесто­ронне образованный, с европейским кругозором. Он хорошо говорил, безукоризненно председательствовал, отлично владел пером и мог, с большим искусством, организовать коллективную работу. Известное издание Съездов, — «Промышленность и торговля в законода­тельных учреждениях», многим ему обязано. Не было вопроса, проходившего через Совет Съездов, где бы не чувствовалось, что он по этому поводу думает, и он сразу находил ту линию, по которой дело должно было следовать далее.

В личном обращении это был образец (как и по­добает сыну Речи Посполитой) европейской вежли­вости. Для его характеристики приведу один эпизод, вызвавший, в свое время не мало смеха, касающийся также отношений Москвы и Петербурга.

Был один съезд, на котором предстояло председа­тельствовать Г. А. Крестовникову. По крайней мере, так решили в Петербурге и направили в Москву соответ­ствующие приглашения. Все было сделано, как подо­бает, но отклик Москвы (не в первый раз) оказался отрицательным.

В чем было дело, не помню. Вероят­но и не знал, так как в то время еще не был посвящен „в „секреты богов“. Как бы то ни было, Крестовников отказался, сославшись на болезнь жены, — ссылка не- убедительная, так как Юлия Тимофеевна Крестовникова вообще была женщина болезненная. Но Г. А. не только не поехал сам: на этом Съезде Москва была во­обще представлена очень слабо, и не звездами первой величины.

Я был на этом съезде (совещательным членом). Нельзя было не заметить, что петербуржцы затаили обиду, но к тем немногим москвичам, которые явились, — любезность была изысканная. На съезде председа­тельствовал председатель Совета горных инженеров, член Государственного Совета Н. С. Авдаков, один из возглавителей южных горнопромышленников. Все шло надлежащим порядком и съезд благополучно  прибли­зился к концу.

Обычно, в последний день съезда, устраивался банкет. Было так и на этот раз. Народу было много, — все больше петербуржцы. Из москвичей, помню, был еще Савва Ник. Мамонтов так же, как и я, «сове­щательный». Это обстоятельство не помешало поса­дить нас на очень почетные места. За банкетом, как полагается, были тосты; один из них — за приглашен­ного, но не приехавшего Г. А. Крестовникова. Тост этот надлежало произнести В. В. Жуковскому. Он начал в довольно минорном тоне, говоря о том, как грустно узнать, что имеются больные в семье одного из вид­ных участников организации; предложил выразить со­чувствие и послать телеграмму. Потом, сразу изменив тон, сказал: «А все-таки, как хорошо, когда есть свой председатель: и сам-то он здоров, и жена у него здорова, и все у него здоровы, и сам он тут и, когда ну­жно, сидит и председательствует».

Речь имела шумный успех, а рядом со мной сидев­ший С. Г. Лианозов сказал мне: «Павел Афанасьевич, вы много меня моложе, но вряд ли когда услышите такую изящную и такую злую речь». С. Г. был прав: не довелось услышать.