Москва купеческая - 14

Мне самому, на своей собственной шкуре, при­шлось испытать ту разницу отношения, которая еще была применительна к дворянским и купеческим де­тям. Этот эпизод имел место давно, почти полвека тому назад, но он так сильно врезался мне в память, что я до сих пор ясно помню все его детали.

Я учился в Москве, в так называемом Катковском лицее, пробыв там четыре года, от пятого до вось­мого класса. Лицей не был «привилегированным» учебным заведением, как сказано было в уставе его — в лицей принимались дети всех званий, — но все-та­ки дворянский элемент преобладал. Особенно это ска­зывалось по отношению к тому классу, куда я попал (тридцать третий выпуск).

Моими школьными товарищами были: сын уезд­ного предводителя и сам, последний перед револю­цией, московский уездный предводитель, кн. В. В. Го­лицын, Вуся, как его звали в классе; сын губернско­го предводителя Г. П. Базилевский; сын московского губернатора Г. Г. Кристи; два «катковских внука» — кн. М. Л. Шаховской и бар. Н. А. Энгельгардт; М. С. Дмитриев-Мамонов, В. В. Глебов, С. Л. Милорадович, Н. В. Шеншин и другие. Класс у нас был очень дру­жеский, и никакой разницы по отношению к себе я никогда не чувствовал. Я бывал у многих из своих одноклассников; многие бывали и у нас в доме, и на больших вечерах, которые у нас устраивались, пока сестра не была еще замужем, и также «запросто». Школьное дело в лицее было хорошо поставлено, учиться было не особенно трудно, но «выучивали»:

я до сих пор читаю по-латыни, как по-русски. Свои лицейские годы я до сих пор вспоминаю с большой любовью, в отличие от многих, для которых воспо­минание о гимназии является каким-то кошмаром. Для меня лицей один из элементов моего вообще очень счастливого детства.

Когда мы были в восьмом и последнем классе, в феврале был убит великий князь Сергей Александ­рович, московский генерал-губернатор. Он был попечителем лицея, поэтому был назначен траур и «по­четный караул» при гробе, который стоял в одной из небольших церквей Чудова монастыря в Кремле. Ка­раул несли воспитанники старших классов, пришлось и мне раза два выполнять эту обязанность.

Но, кроме «караула», представитель воспитанни­ков должен был участвовать и в самой церемонии по­хорон. Это рассматривалось как большая честь. Обыч­но ученики средних учебных заведений в такого рода церемониях не участвовали. Сделано это было пото­му, что великий князь очень лицей любил и не раз в него приезжал.

Я всегда учился очень хорошо, а в лицее, послед­ние три года, я был первым учеником всего гимна­зического отделения. Было внешнее подтверждение в том факте, что на золотой доске, которая висела в большой приемной, моя фамилия стояла первой и отдельно, а за ней шли все остальные, по алфавиту. Я был также «старшим воспитанником», что по отно­шению к приходящим бывало не часто. Все началь­ство относилось ко мне с особым вниманием, и всег­да, когда в лицей приезжали именитые посетители, на­чиная с министров и кончая о. Иоанном Кронштадт­ским, или нынешним Московским Патриархом Алексе­ем, который сам лицей окончил, меня представляли прежде других, а иногда и одного только.

Посему в классе у нас ожидали, что честь «пред­ставительства» будет предложена мне.

На самом деле, произошло иначе. Представитель­ство было предложено кн. В. В. Голицыну, но послед­ний отказался, заявив, что в отношении меня совер­шена несправедливость. Начальство объяснило, что могут спросить фамилию, и для лицея лучше, если это будет титулованный, а не ученик из купеческого звания. Но Голицын стоял на своем. Тогда было пред­ложено Базилевскому, который также отклонил это предложение, и начальство уступило и, скрепя сердце, предложило мне. Для меня вся эта история была весьма неприятна, я хотел сказаться больным, но класс настоял, и я на похоронах присутствовал. Должен ска­зать, что об этом не жалел: на такой церемонии мне вообще пришлось быть раз в жизни, а кроме того, я видел вблизи очень многих известных людей того времени и весь парадный придворный обиход.

Но вместе с тем я впервые ясно понял, что тогда значило быть «чумазым».

К сказанному прибавлю, что впоследствии мне не раз приходилось бывать в Кремлевском дворце, на «Высочайших выходах». Почти всегда я был либо от Купеческого Общества, либо от Биржевого комитета, то есть, иначе говоря, как представитель купечест­ва. Таковые происходили в последнем, полутемном за­ле (кажется, он назывался «александровский»). Но в этом случае, хотя чувствовалась разница между бе­лой и черной костью, все-таки дело обстояло иначе. В том же зале были высокие персоны из разных пра­вительственных учреждений, и разница была между дворянами и лицами других сословий, и между «дво­ром» и служилыми людьми, поскольку таковые не имели придворных званий. А таковые, хотя и редко еще, но уже имелись среди лиц из купечества, тех, кои были одержимы болезнью «чинобесия».