"И ненавидеть ложь"

«И ненавидеть ложь»

Гораздо более актуальный и животрепещущий характер носил уточняющий вопрос: как жить в условиях этой лжи? как её противостоять? В то время ещё не прозвучал бескомпромиссный ответ на эти вопросы: «Жить не по лжи!» Но его аналог я прочёл и запомнил в шенгелиевском переводе «Дон Жуана»:

У древних персов три уменья прививали:

Гнуть лук, скакать верхом и ненавидеть ложь.

(Наиболее значимый для меня оборот «ненавидеть ложь» лежит на совести переводчика. В оригинале было по-другому: “To draw the bow, to ride and speak the truth” – «говорить правду»).

Это «ненавидеть ложь» стало для меня нравственным императивом. Правда, в весьма ограниченном понимании – я его соотносил в первую очередь с официальной ложью; что же касается до лжи обычной, в частной жизни, то теоретически я её, конечно, тоже не одобрял, но беспокоила она меня куда меньше. (В этом отношении я в невыгодную сторону отличался от встреченного впоследствии Алека Есенина-Вольпина, который занял позицию полного и бескомпромиссного отказа от всякой лжи; подозреваю, что подтолкнуло его к этому неприятие лжи официальной).

Что означало «ненавидеть ложь» применительно к условиям моей жизни? Прежде всего, я понимал, что полностью исключить официальную ложь из своей жизни невозможно и самоубийственно. Что же, я так и заявлю в школе: «Не хочу повторять ваше враньё о великом Сталине»? Остаётся одно: врать по минимуму. Только тогда, когда тебя уже припёрли к стенке и требуют: «Соври». Но и при этом процедить нечто сквозь зубы, не допуская ни одного лишнего слова.

Но в одном я твёрдо решил держаться принципа «не лгать». Это касалось вступления в комсомол. В те годы (да, в общем-то, почти до самого конца советской власти) в комсомол вступали практически все, во всяком случае, из учащейся городской молодёжи. Для меня же вопрос вступления в комсомол приобрёл символическое значение. Вступить в комсомол значило предать Толстого и Герцена; не вступлю – значит, продемонстрирую, что советская власть меня не сломала. Когда окружающие осознали мою позицию, давление на меня было громадным. Долгое время мне помогал мой возраст: все в классе уже были комсомольцами, а мне вступать было рано. Потом возраст подошёл (какой же он был – возраст вступления?), мне стали предлагать вступить. Обычно для многих вступление оттягивали, дескать, они ещё недостойны, должны подтянуться, лучше учиться и прочее. Мой случай был другим – отличник, лучший ученик, меня просто затягивали – и учителя, и комсомольские активисты. Не помню, какими доводами мне удавалось отбрехиваться. Трудней же всего было с родителями. Они сразу же восприняли мою позицию как вызов советской власти и пришли в ужас. Мама бесконечно уговаривала меня, убеждая, как опасна эта позиция. Потом на эту тему с родителями стали беседовать учителя – в частности, после упоминавшегося случая, когда я что-то не то написал в школьном сочинении. Но я стоял твёрдо. И выстоял – не знаю, как у меня хватило на это силы.