Через Метлиных я познакомился с В. Г. Короленко и А. И. Богдановичем, которых я раньше встречал в городской читальне. Короленко жил тогда только год в Нижнем по возвращении из Якутской ссылки и не стал еще центром, вокруг которого группировалась нижегородская передовая интеллигенция. Жил он тогда довольно одиноко. В одном своем письме, написанном весной 1886 года, то есть приблизительно в то время, когда я с ним познакомился, он писал: "Нам тут живется вообще серо. Теперь же вдобавок мы проводили трех членов нашей семьи в разные стороны, а потому скучаем в усиленной степени. Нижний -- город не из лучших, в смысле среды -- купеческий и мало интеллигентный".
В это время он уже начинал входить в известность: его рассказы -- "Сон Макара", "Соколинец", "В дурном обществе", "Слепой музыкант" -- появились уже в печати. Начал он писать и корреспонденции из местной жизни в столичных и провинциальных газетах. Короленко со мной был приветлив, расспрашивал о моих намерениях, но в высказываниях был сдержан. Это расхолаживало: мы подходили тогда к людям прямо с вопросом -- что делать? -- а он как-то избегал ответа на этот вопрос; в словах его чувствовался какой-то скептицизм. Познакомился я тогда и с Ангелом Ивановичем Богдановичем, петербургским студентом, высланным по народовольческому делу, но тот показался мне слишком мрачным и необщительным. Как я узнал, он в это время переживал кризис народовольческого мировоззрения и был близок к самоубийству. Встретив его два-три года спустя, я нашел его совсем другим. Тогда он увлекался борьбой с местным дворянством и администрацией совместно с Короленко путем корреспонденции. Еще позже он стал редактором журнала "Мир божий", где вел публицистический отдел.
Эта небольшая группка и представляла собой в то время в Нижнем почти всех, кто сколько-нибудь был связан с революционным движением. Вся эта группка не представляла какой-либо оформленной организации, не вела какой-либо революционной работы. Это были просто люди одной идеологии, одного настроения; они часто виделись между собой, беседовали, делились новостями и слухами,-- например; по поводу ареста на границе народовольца Сергея Иванова, процесса народовольца Лопатина и т. п. Никаких идеологических связей с окружающей средой у этой группы не было, они были как бы "чужестранцами" в своем родном городе, как назвал их Чириков в своей повести "Чужестранцы".
О подобных людях в то время в Казани М. Горький пишет в "Моих университетах": "Те, кого я уважал, кому верил,-- странно одиноки, чужды и -- лишние среди большинства, в грязненькой и хитрой работе муравьев, строящих кучу жизни". И в другом месте ("Сторож"): "Мне казалось, что интеллигенты не сознают своего одиночества в маленьком грязном городе, где все люди чужды и враждебны им, не хотят ничего знать о Михайловском, Спенсере и нимало не интересуются вопросом о том, насколько значительна роль личности в историческом процессе".
Вышеприведенная оценка оторванности от жизни маленькой интеллигентской группки сделана была мной, конечно, впоследствии, а тогда я был в очень приподнятом настроении от того, что мне удалось познакомиться со столь интересными людьми.