Особенно трудным оказался последний переход. Мы шли пять дней и ночей, не встретив ни живой души, ни селения. Наши ноги и руки были обмотаны тряпками. Мы берегли продукты, которые нам дали в дорогу на последнем привале, воду пили маленькими глоточками и только тогда, когда уже нельзя было терпеть. Иногда просто ели снег. Но Анне Николаевне его, конечно, не давали. Мы шли почти не останавливаясь - в движении было наше спасение.
Наконец впереди показался какой-то темный предмет. Шаги ускорились сами собой. И вот уже мы различаем очертания товарного вагона, еще через несколько минут видим работающих людей. Это означает - спасены. Мы вышли на строительство дороги Кизляр - Астрахань. И вышли как раз вовремя, потому что рабочие собирались ехать в Кизляр. Нас, конечно, взяли с собой.
И вот за много дней пути мы впервые не идем, а едем. В вагоне топилась печь - и ощущение ее тепла я тогда, наверное, не сравнил бы ни с каким другим благом.
Когда мы добрались наконец до города и вышли из вагона, то растерялись: куда идти? Не долго думая, я предложил отыскать городской театр. Добрались до какого-то клуба, где, как нам сказали, играет Армавирский театр. У кассы сложили свои узелки и стали ждать кого-нибудь из администрации. Наконец вышел директор Армавирского театра - ба! Да это Окопов! Он увидел меня, узнал, и мы бросились друг другу в объятья. С Окоповым мы были давно знакомы. Он начал было меня расспрашивать. Я же почти ничего не мог сказать от волнения и только показал жестами на себя и своих спутников, на совсем терявшую силы Анну Николаевну.
Нас сейчас же повели за кулисы, где мы бросили в углу пожитки и пристроились к печке. Сидели в полуобморочном состоянии, еще не веря в спасение, а мимо нас сновали нарядные маркизы и графы - после всего перенесенного это могло показаться бредом или галлюцинацией.
Пришел Окопов, извинился, что занят, и сказал, что приедет к нам после спектакля. А через час нас пригласили в просторную гардеробную, где был накрыт стол. Мы не верили своим глазам. К нам стали подходить уже переодетые в обычные костюмы актеры, знакомиться. И вот тут, за столом, мы и рассказали о нашем трудном путешествии. Пережитое было еще таким близким, что голоса рассказчиков иногда предательски дрожали, а слушатели доставали платки.
Когда мы немного пришли в себя, нам дали возможность устроить три концерта, и они прошли при переполненных залах. Потом я и Анна Николаевна выехали в Баку, наши же попутчики, как и хотели,- в Тбилиси.
В Баку нас встретили не только радостно, но и удивленно: все знали, что мы идем из Астрахани пешком. Пятьдесят дней пути по почти безлюдным местам - откровенно говоря, нас уже никто не ждал. В Томске тоже знали, что мы пошли пешком, несколько раз запрашивали, но, естественно, никаких сведений о нас сообщить не могли. И тем большей была теперь радость. Да и друзей у меня в Баку было немало. Нам приносили одежду и обувь, нас старались снабдить всем, чего не хватало. По распоряжению Комитета по делам искусств Азербайджанской ССР нам сшили два костюма для выступлений, а также теплые пальто, выдали обувь. Анну Николаевну определили в лучшую больницу - у нее было тяжелое воспаление легких. Трудно понять, как она держалась все эти страшные дни. Сколько духовных сил было в этой женщине! Я думаю, что во многом ей помогло сознание, что она должна дойти, что у нее сын на фронте.
О Вите мы ничего не знали, и беспокойство за него не оставляло, нет, но как-то отодвигало все наши дорожные страдания. Мы думали о нем постоянно, на коротких привалах только о нем и говорили.
В Баку мы были как на курорте, нас кормили и не давали работать. Но мне, работающему с девяти лет, это-то и было труднее всего. Когда Борисовскую положили в больницу, я взялся за постановку пантомимы "Рази врагов", которую написал Юрий Фидляр. Постановка этой пантомимы была не легким делом, потому что в ней участвовало более двухсот человек. Для батальных сцен мы пригласили бойцов гарнизона. А бои на манеже разыгрывались такие, что мы иногда боялись за своих артистов: бойцы из госпиталей в критические минуты порывались выскочить на манеж и помочь своим братишкам одолеть фашистов.
Наконец Анна Николаевна поправилась, и мы снова начали выступать вместе. Перед началом работы Анне Николаевне сказали: "Мы знаем, седину дает не радость, надо взять себя в руки, надо стать такой, какой вы были недавно".- И она покрасила волосы в темный цвет.
Строганов написал для нас куплеты "Оборванный завоеватель". В некоторых местах зрители активно вмешивались в действие и кричали с мест: "Гони его, паразита!" - имея в виду оборванного фашистского офицера, изображаемого мной.
Всю зиму я исполнял обязанности художественного руководителя Бакинского цирка. Инспектором манежа был Павел Рязанский. Униформистами работали школьники, которые днем учились, а вечером приходили в цирк. Среди них был и Хосров Абдуллаев, который впоследствии стал хорошим жонглером. Так как он знал, что я помогал своему сыну учиться жонглировать, он не раз обращался ко мне за советом. Работоспособности он был необыкновенной.
Свободное копирование
