Две недели моих московских выступлений кончились, и я поехал во Владикавказ, в цирк, где директором был уже знакомый мне Дротянкин. .Туда же в скором времени должен был приехать и Лазаренко.
Всегда энергичного Дротянкина я застал в тоске:
- Дела мои рогожные, сижу в долгах. Единственная надежда на Витеньку.
Витенькой он называл Лазаренко. А когда Лазаренко приехал, Дротянкин устроил ему пышную встречу с оркестром, цветами, речами. И, думаю, не только ради рекламы. Они испытывали друг к другу симпатию.
Среди директоров цирков Прокофий Федорович Дротянкин был фигурой и типичной и в то же время весьма своеобразной. К Дротянкину, несмотря на то, что в случае прогорания, он так же туго платил артистам, как и другие, все же ехали охотно. О Дротянкине ходило много самых невероятных рассказов и даже легенд. И его поступки подчас действительно были самые невероятные, хотя слухи, как обычно, многое преувеличивали.
Можно сказать, что директор Дротянкин начинал на пустом месте: у него никогда не было ни капитала в банке, ни недвижимого имущества. Начинал он у Злобина контролером и как человек сметливый многому у него научился. Но не перенял, слава богу, злобного и недоброжелательного характера своего "учителя". Он никогда не отказывался платить артисту, а если не было денег, давал вексель. Мог купить артисту билет и даже помочь отправить багаж, когда тот решал от него уехать, да еще что-то дать на дорогу. Правда, и он мог прикинуться разоренным и даже биться головой об стену, рыдать и рвать на себе рубаху, изображая отчаянное безденежье. Это я видел сам. Мог он и, пообещав артисту дать побольше, тут же сделать кассиру знак, покручивая усы и сложив пальцы кукишем, что никакой прибавки давать не надо. Но думаю, что это больше шло от его в чем-то авантюрной натуры, от излишне богатого воображения.
Обычно в религиозные праздники цирки не работали: это запрещалось. Например, три недели перед пасхой. В контрактах так и оговаривалось, что за эти дни артист денег не получает. Но Дротянкин всегда старался хоть сколько-нибудь заплатить, чтобы артисты и их животные не сидели голодными. А иногда, на пасху, которую купцы обычно справляли очень пышно, с обильными угощениями, он договаривался, чтобы на каждую его цирковую семью было выделено какое-то количество продуктов для куличей и пасхи. Потом он все это оплачивал.
С ним многие годы постоянно ездили одни и те же цирковые семьи. Так, подолгу у него работала семья Бонджорно. Они всегда говорили о Дротянкине доброжелательно, защищали его, во всяком случае, понимали, что и директор может оказаться в трудных обстоятельствах. А в таких обстоятельствах Дротянкин оказывался очень часто. И тогда возил артистов по железной дороге без билетов и выдумывал десятки других столь же "благородных" способов, чтобы выкрутиться. Человек обаятельный, он всегда мог войти в доверие к влиятельным людям города и на какой-то срок иметь у них поддержку. Правда, как только он прогорал, от него отворачивались. Даже и не знаю, можно ли назвать его хорошим хозяином, если он постоянно был в долгах, но, с другой стороны, он конкурировал с такими сильными предпринимателями, как Никитины, Вялынин, Бескаравайный, Злобин, Стрепетов, Лерри, Лапиадо и другими, у которых и цирки были, и дома свои, и счета в банке. И поэтому, когда пришла революция, он не бежал за границу, подобно Злобину.
Первые годы Советской власти он продолжал оставаться директором частного цирка, и к нему охотно ездили и Анатолий Анатольевич Дуров, и Лазаренко, и дрессировщик Гладильщиков. Случалось, что и артисты ему помогали. Анатолий Анатольевич Дуров говорил обычно:
- Если тебе нужны будут деньги, напиши, я приеду.
Наверное, больше всего привлекало в Дротянкине то, что он был человеком широкой души. Если сезон заканчивался хорошо, он устраивал банкет и приглашал артистов и всех влиятельных людей города. А после веселого праздника говорил:
- Хороший город попался, хорошие люди в нем живут.
- Да во сколько же обошелся вам этот банкет? - спрашивали его.
- Местные хорошие, все сами и заплатили.
Так вот к этому самому Дротянкину и приехал теперь Лазаренко. Сборы сразу поднялись, билеты были распроданы на несколько дней вперед, и Дротянкин выдал артистам на радостях по трешке.
Все были рады приезду Лазаренко - и публика, и артисты, и Дротянкин, но больше всех я. Мы снова работали с Виталием Ефимовичем в одной программе, и Лазаренко не пропускал ни одного моего выступления. А потом безжалостно критиковал и разбирал по косточкам и мою игру и мой репертуар, снова смотрел и опять исправлял. Одним словом, это была для меня суровая и радостная школа. Мы засиживались с ним в гардеробной за полночь: обсуждали и придумывали разные штуки.
Рассказывал мне - Лазаренко и о государственных цирках, о том, что те, кто находится на государственной службе, уже не должны думать о завтрашнем дне: они постоянно обеспечены работой. Думать надо только над вопросами своего репертуара, своего искусства. И хотя Лазаренко уговаривал меня перейти в государственный цирк, но я все еще не был в себе уверен.
В последние два дня работы у Дротянкина был назначен бенефис Лазаренко. Он играл свою знаменитую пантомиму "Аркашка" и предложил мне участвовать в ней в роли "босяцкого" куплетиста. А потом подарил мне эту пантомиму, то есть разрешил ее исполнять, хотя сам имел в ней большой успех.
Встреча с Лазаренко имела для меня большое значение еще и потому, что он убедил меня, взрослого человека, а мне было тогда уже тридцать лет, поступить в школу.
- Не будешь по-настоящему грамотным, не сможешь быть и настоящим артистом, - убеждал он. И я пообещал ему, что в этом же году поступлю в школу.