Это произошло 18 ноября 1912 года. Меня нарядили в широкие полосатые брюки и длинный пиджак, на рыжий парик надели кепку, дали в руки палку и вытолкнули на манеж. Иди, мол, смеши публику, делай что знаешь и как знаешь, лишь бы зритель не скучал. И я "делал". Собственно говоря, я ничего не делал. Наоборот, я мешал другим исполнять свое дело на манеже.
Один из униформистов, выносивший на манеж реквизит для очередного номера, толкнул меня, и я растянулся. Палка полетела в одну сторону, кепка - в другую. Пытаюсь подняться, но в это время другой униформист снова задевает меня, и я опять "приземляюсь". Вторая попытка подняться тоже заканчивается падением. Что за напасть? - думаю сговорились они все, что ли? И начинаю не на шутку сердиться. Публика смеется, а мне плакать от обиды хочется. И едва я пришел в себя и присел на ковер, чтобы потереть ушибленное место, как сразу же был в него закатан и вывезен с манежа.
Как оказалось, все это умышленно подстроил Анатолий Леонидович. Он подговорил униформистов, чтобы они меня толкали. И не как-нибудь, а по-настоящему, так, чтобы летел вверх тормашками. Я же этого не знал, поэтому получалось все естественно.
В антракте Дуров сказал мне:
- Молодец, не растерялся, значит, и бенефис осилишь.
А меня уже окружили униформисты и, видя мою растерянность, объяснили, что в цирке такой обычай - вытолкнуть человека на манеж и посмотреть, как он поведет себя: если не растеряется - быть ему артистом цирка.
После этого, во втором отделении, я уже более осмысленно подыгрывал униформистам, сам находил смешные положения. Ведь в то время коверный специального репертуара почти не имел. И паузы заполнял, можно сказать, стихийно. Каждый по своему разумению.