Над пропастью во лжи...
Трудно найти человека, со спокойной душой навсегда закрывающего за собой двери родного дома. Испокон веков миграцию вызывали катастрофические стихийные бедствия, кровопролитные вооруженные конфликты и оголтелое политическое противостояние или беспредел. Если хотя бы два из вышеупомянутых факторов еще и сливались вместе, история фиксировала трагические катаклизмы, сравнимые с библейским побегом грешников из ада.
Вторая половина двадцатого столетия тоже отсчитывала свой ход под печальный скрип дешевых чемоданов, умываясь горькими слезами миллионов эмигрантов, устремившихся в чужие края.
Карта мира, перекроенная победителями в последней войне не только по географическим меридианам, но и по судьбам всех оставшихся в живых людей, неминуемо превратилась из гимна триумфаторам в реквием обманутым поколениям, в который раз ставших заложниками своих принципов и идеалов.
Наивная вера в справедливость и всепрощение, ветреной девчонкой промчавшаяся над израненной землей, была сграбастана грубыми солдафонами и загнана в канаву между жухлыми листьями степной крапивы и сухим плетнем, снова превратившими города и села в охраняемые казармы.
Самодовольные янки, под аккомпанемент губной гармошки переплывшие Атлантический океан и с музыкой Глена Миллера форсировавшие Эльбу, ужаснувшись от вида расчихвощенной Европы, быстренько смотались назад массово внедрять у себя цветное телевидение, под яркую картинку которого надеялись, вопреки законам оптики, совместить все белое с черным и наоборот.
В поисках одного, общего для всех солнца, человечество вдруг снова оказалось стоящим спиной друг к другу. Как будто светило могло взойти не с востока, а с любой другой стороны и для каждого в отдельности.
Тень, которую отбрасывал этот частокол, превратилась в приполярные сумерки раздора, рождавшие вместо оливы морошку, а вместо благородного лавра - олений ягель.
Но нет такой ночи, которую не взорвал бы наступающий рассвет. Хотя подкрадывался он не спеша, десятилетиями, осторожно ступая на плечи тех, кого не пригнули стропила бараков, корявые буквы анонимок, многопудовый вес овирской татуировки - "Отказать!"
Коммунально-кухонная статистика, самая верная и объективная, так как подбивалась под столом на пальцах, а передавалась шепотом, утверждала: если на каждые пять тысяч законопослушных граждан уродится один бунтарь, которому для выхода из лабиринта не нужна нить Ариадны, то следом за ним, не жалея хребта, потянется еще пара сотен отчаянных.
Основную часть жизни я провел, как большинство сознательного населения одной шестой суши: сторонился крамолы, верил услышанному, вводил в заблуждение себе подобных.
Диссидентом не стал, хотя, попав в первый же загон, мог проявить характер и принять вызов карательной машины, прихватившей своим цепким щупальцем. Но какой спрос с девятнадцатилетнего юнца, доставленного на допрос в дом с задраенными окнами за выпуск рукописного студенческого журнала? Когда за "распущенность" грозятся исключить из комсомола и вуза, а всех близких друзей перепуганные родители сами посадили под замок.
В общем, запруду, в которую я угодил, сами же "санитары" общества разобрали по бревнышку на воскресный шашлык, и водный поток вяло покатил дальше, не выплескиваясь за края указанного ими русла.
Голова одинокого пловца по имени Дэвид Сейби, которому суждено будет расчистить для меня новое устье, еще скрывалась за далеким невидимым горизонтом. Но неподвластные времени планеты уже выстроились звонкой стрелой, начертав на небосводе магистральный путь - строго на Запад!
Свободное копирование
