Ударная комсомольская стройка - 3

 * * *

Здоровье, между тем, резко ухудшилось. Надежда не могла проглотить даже пару ложек манной каши — боли усилились так, что казалось — все внутри горит. Врачи определили непроходимость кишечника, назначили большую и сложную операцию, к которой нужно было начинать готовиться немедленно. Так в январе 1969 года Надежда снова оказалась в больнице.

Потянулись бесконечные дни ожиданий — и неизвестность в эти дни мучила Надю не меньше, чем боли. Медики в Ухте сначала настаивали, чтобы приехала мама — Анна Семеновна: результат операции непредсказуем, после нее за больной будет нужен круглосуточный уход родственников. Так что Анне Семеновне предстояло либо ходить за Надей, либо увезти внуков в Краматорск, чтобы за женой смог ухаживать муж — именно так она потом и поступила.

Где-то в середине января 1969 года Надежде приснился новый «непростой» сон: будто бы у нее выпали без крови зубы, которые ей ужасно мешали. Проснулась в ужасном состоянии и прямо из больницы позвонила своим кумовьям Орловым. Оказалось — умер её отчим. Любить его она никогда не любила, но и смерти не желала, так что просто попросила Олега выслать 250 рублей на похороны и еще была довольна, что дети здесь, на Вуктыле, а не в Краматорске. Зачем детям лишние переживания...

— Когда все-таки операция?

— Надежда Васильевна, пока планируем на 17-е апреля: ждем нужного количества крови! У вас первая положительная группа, это не самый лучший вариант для нездорового человека...

За три месяца, что Надежда пролежала в больнице в ожидании операции, она успела подружиться почти со всеми врачами и медсестрами. «Давайте-ка я вам помогу!» — без дела лежать и скучно, и как-то неправильно, так что Надя по мере сил помогала ухаживать за тяжелыми больными.

Многие больные, как взрослые, так и дети, просили, чтоб к ним подошла Надя.

— Наденька, у тебя волшебные руки, — говорили больные. — Прикоснешься — легче становится!

Детям — рассказывала сказки, со взрослыми — говорила о жизни и пыталась внушить, что нужно бороться за жизнь и все будет хорошо. Надежде разрешали заходить во врачебный кабинет, так что она читала многие истории болезней — отмечала что-то для «воодушевления» больных, но и про себя многое примечала, думала — можно сказать, программировала.

И вот — день операции. Ровно в восемь тридцать Надежда с улыбкой на лице вошла в операционную. Старалась быть спокойной.

— Ну что, красавица наша, готова?

— Готова!

— Тогда ложись, начинаем!

Надрез на левой ступне рядом с веной, для введения наркоза... Мощная доза — и Надежда крепко заснула. Темнота перед глазами сначала стала ватной, потом липкой, сгустилась хлопьями — и в какой-то момент развеялась. Надя как будто сверху увидела операционный стол, свое тело на нем, вокруг людей в светло-желтых халатах, с марлевыми масками на лицах и в резиновых перчатках. Аппаратура. Кровь, много крови. А вот — слышно будто бы шлепают человека по щекам. Больно ему, должно быть?..

— Надя, Надя! Да открой же глаза в конце-то концов!

С огромным усилием Надежда приподняла веки. Над ней стоял хирург, в своем светло-желтом костюме, рядом — напряженная медсестра, готовая броситься на помощь. Значит, операция закончена?

— Сколько бре-бре-мени? — губы Надю не слушались, видимо, во рту долго была эндотрахеальная трубка.

— Половина пятого...

Сколько же прошло часов? Нет, невозможно подсчитать: голова после наркоза еще не соображает. Но долго, явно долго.

— Я буду жить?

Доктор долго молчал и ответил вопросом:

— У тебя дети есть?

— Д-двое...

— Что ж, будем надеяться, что кто-нибудь из твоих детей счастливчик и ты будешь долго жить.

Больничный коридор показался Наде бесконечным тоннелем — она то прикрывала веки, то с огромным трудом их открывала. Открыла глаза в очередной раз и увидела то, чего боялась: завозят в «одиночку». Сколько просила перед операцией — не класть туда, куда угодно, только не в одноместную! Это же «палата смертников»: только за те три месяца, что Надежда была в больнице, там умерли десять человек. Одни уходили в мир иной сразу, другие — через непродолжительное время. Именно из этой палаты чаще всего доносились раздирающие душу рыдания: плакала мать, у которой умерла дочь, молоденькая девушка, плакала жена, потерявшая мужа...

— А куда тебя еще положить? — сестра увидела, как испугалась Надя. — Это единственная палата, где кислородный баллон, специальная кровать. А когда будешь выздоравливать, вот и весы есть, взвешивать. Отдыхай лучше!

Еще раз открыла веки — да, в «одиночке», вся в трубочках и повязках... И снова закрыла глаза — силы были исчерпаны. Навалился зыбкий, неверный сон — будто бы давят какие-то чудовища, лошади, цыгане с повозками...

Среди ночи пришла медсестра, принесла обезболивающую таблетку и стакан с водой, по всей видимости, Надежда сильно стонала.

— Это мне?

— Тебе, тебе, пей!

Тут Надя испугалась по-настоящему. Она не зря все эти три месяца изучала истории болезней, в том числе те, что закончились летальным исходом. И точно знала: после операции на желудке или кишечнике воду в первые двое суток не дают. Никогда — кроме тех случаев, когда у пациента рак, тогда есть и пить можно все, что хочется.

— Нет, пить не хочу. Совсем! — таблетку Надежда сжевала, а к воде не притронулась. Нет уж, это мы еще посмотрим, кто тут «смертник»!

На следующее утро проснулась от того, что кто-то рядом громко ахнул. Открыла глаза — у кровати стоит бледный Олег, его трясет, как в лихорадке. «Да что с тобой?» — попросила подать зеркальце и все сразу же поняла. «Краше в гроб кладут» — не преувеличение, а чистая правда: глаза провалились, нос заострился, в лице ни кровинки. Живой труп.

— Ты что, смерти испугался?! — напустилась на мужа.

— Надя, тебе больно? — еле слышно произнес он.

— А если б тебя разрезали снизу доверху, тебе было бы больно или нет?! — и начала ругаться дальше... Как странно, думала одновременно с руганью, какой я тут в больнице стала злобной, вредной!

Вскоре отказалась от обезболивающих уколов — словно проверяла судьбу. Если суждено жить, так и боли выдержит без уколов, а если не выдержит — так все равно умирать. Правда, человеком Надежда была в этом смысле особым: с детства привыкла к трудностям и боли, так что терпелось ей полегче.

— Ничего, — произнесла Надежда, стиснув зубы. — Были бы кости — мясо нарастет… Слыхал пословицу? Русская, самая что ни на есть народная. Из самых глубин.

Олег понуро промолчал.

В течение десяти дней муж не отходил от жены, покидал палату лишь в экстренных случаях — покурить, поесть, попить и сходить по надобностям. Ему выдали больничный лист по уходу за супругой. В этот период Надя третировала его на все лады — то потребует открыть форточку, а увидев, что несчастный собирается выйти из палаты, тут же кричала, чтобы закрыл. Такая же ситуация с дверью. Из палаты постоянно слышалось: «Поправь мне подушку! Нет, не так! Как? Хорошо, давай еще раз повторим, как надо поправлять подушку. Удивления достойно, как Олег при его взрывном характере выдержал эти адские дни. Вскоре в палату заглянул высокий молодой мужчина, которому операцию сделали на следующий день после нее. «Надя, а я уже хожу, а ты все лежишь, лентяйка», — с усмешкой произнес он. Она разозлилась и в этот же день попыталась встать с постели, правда с помощью Олега: нужно было поддерживать все трубочки, а силы быстро покидали ее. Олег жене помог подняться на весы, и оба увидели 35 килограмм — значит, кости, обтянутые кожей. Превозмогая боли во всем теле, снова легла в постель