Седьмого ноября Надежда почувствовала резкие боли внизу живота, и Анна Семеновна отвела ее в больницу. Там решили: скоро рожать. Однако Надя разрешилась от бремени только спустя четыре дня — одиннадцатого ноября в три часа тридцать минут пополуночи. Роды проходили тяжело; воды отошли почти за двое суток. Боли были неописуемые — как будто кто-то вбивал Надежде в позвоночник раскаленный прут, внутренности готовы были взорваться. Полуживую от боли Надю положили на родильный стол только тогда, когда она уже теряла сознание. Будучи не в силах терпеть, она начала стонать. Ее засасывала черная гудящая воронка.
— Валентина Терентьевна, вас уже двое, и, смотрите, еще одна входит! — вдруг неистово, не своим голосом закричала Надежда, увидев нечто в этой воронке.
— Только не теряй сознание! — доносился до нее крик, словно сквозь мутную, зеленую толщу воды.
Ей впрыснули анестезию. Врач Валентина Терентьевна срочно вызвала доктора, и они начали с двух сторон свернутой в калач простыней выдавливать ребенка наружу, но из этой затеи ничего не вышло. Пришлось срочно поднимать с постели главврача — благо та проживала на территории больницы и смогла быстро прийти.
Надя то проваливалась в воронку, то выплывала на свет Божий. Ребенок был очень крупным, а воды отошли слишком рано. Балансируя на грани света и тьмы, Надя слышала:
— Какое кесарево, вы в своем уме? Надо хотя бы мать спасти…
— Нет! — неистово возопила Надежда. — Я сама, я сама!! Не убивайте моего ребенка! Я рожу!
— Тогда тужься, черт побери! Чего ж ты лежишь, как мертвая?! Тужься давай!!! Изо всех сил!!!
Это кричала главврач с тающими следами сна на лице. Неожиданно неведомая сила, похожая на свет, наполнила каждую клеточку ослабевшего за трое суток тела Надежды. Через несколько мгновений она родила девочку. Живую. Девочка была фиолетовой, со сморщенной головкой и весила четыре килограмма пятьсот граммов. В длину была шестьдесят сантиметров. Это был очень крупный ребенок, особенно для хрупкой Нади. Увидев дочь, Надя успокоилась, и сон тут же подхватил и понес ее на своих легких, сильных руках; где-то далеко скрипели колеса, когда ее везли в палату… Вскоре она уже крепко спала.
Спала Надя долго и увидела сон: она не может понять, где находится, ей страшно. Потом осознает: она в какой-то темной, узкой и сырой траншее. Такие роют для водопровода, думает Надя и в безотчетном страхе бежит по этой траншее и не знает, что предпринять. Подняв голову, она видит высоко над собой холодные звезды, а по обеим сторонам ямы — неприступную земляную насыпь. Никакой возможности выбраться. Пахнет сырой землей. Надя бежит дальше и упирается в тупик. Потом понимает, что здесь проходит еще одна траншея, перпендикулярная той, по которой она только что бежала. Куда теперь — направо или налево? Охваченная паникой, она мечется из стороны в сторону и тут замечает толстые корни дерева; почему-то она подумала, что это дуб. Про себя решила: дуб — крепкое дерево, я — спортсменка; по этим корням и выберусь.
Проснулась Надя с ощущением приближающейся неведомой и страшной опасности. Сон остался недосказанным — выбралась или нет? Тусклый синий свет сочился сквозь окна. Самочувствие было из рук вон плохим. Под вечер резко подскочила температура; ночью ртуть подкралась к отметке «41». К утру откатилась до 35,3. Постель и рубашку хоть выжимай. Надю перевели в полутемную, затхлую палату для тяжелобольных. Ей становилось все хуже. Ночью температурный маятник опять взлетал выше сорока одного, а утром рухнул к тридцати пяти. Эти взлеты и падения поставили врачей в тупик. Насквозь мокрую постель меняли несколько раз за ночь. К Наде была приставлена медсестра, которая не отходила от больной ни днем, ни ночью, внимательно следила за состоянием ее здоровья и сцеживала грудное молоко. Дочку Надежде, учитывая ее состояние, в руки не давали. Поначалу врачи решили, что температура скачет в связи с переизбытком молока, но вскоре отказались от этой версии. Причина крылась в чем-то другом, но в чем — оставалось загадкой. Уколы не помогали. Прошло уже около десяти дней после родов, а температура продолжала скакать как бешеная. Надя отдавала себе отчет, что врачи в замешательстве, что они не в курсе, что делать, и, стало быть, помочь ей бессильны. Подобная ситуация делала возможность смерти вполне реальной. Надежда обратилась к дежурной сестре с просьбой, чтобы та показала ей ее девочку. Медсестра, в обход правил, ни слова, не сказав главному врачу, принесла малышку на несколько минут. Наконец Надя смогла рассмотреть свое чадо. Девочка была прекрасна. На ее белом личике красовался отточенный крохотный носик и пухлые губки, а из-под длинных темных ресниц на нее смотрели светло-голубые, немыслимо глубокие глаза. При мысли, что это чудесное создание может остаться сиротой, Надя заплакала.
Женщина, которая лежала рядом на прерывании беременности, сказала:
— Надя, дочь у тебя просто красавица! И такая спокойная!
Медсестра между тем унесла девочку.
На вопрос Анны Семеновны, будет ли ее дочь жить, врачи ответили так:
— Очень сложно что-либо сказать. От нас уже ничего не зависит, хотя мы делаем все возможное. Мы собрали консилиум, сюда приезжали лучшие специалисты из Донецка. Во время родов у нее отказала правая почка. Будем молить Бога, чтобы ваша дочь справилась с болезнью; все-таки молодой организм. Лечение она принимает лучшее, какое есть на сегодняшний день, так что… Теперь все зависит от вашей дочери. Крепитесь.
Свободное копирование
