В кругу большой семьи - 41

 11 октября 1944 года в Шагонаре, как и во всей Туве, проходил митинг по поводу принятия Тувы в состав Советского Союза.

 В школе у нас появилась новая директриса Кузнецова Тамара Васильевна. Я пошла к ней представиться, она сказала, что я похожа на ее старшую дочь, которая учится в Московском пединституте. Еще новичками были географ Борис Николаевич Николаев, москвич, и физрук Сопляковский Степан Акимович, белобрысый парень с култыжкой вместо левой руки. Девчата хихикали над его фамилией, но он вскоре женился и стал Городнянским, взяв фамилию жены.

 Мне выдали зарплату за август и за сентябрь, командированным платили 250 акша, а нам по 175 акша. Но тут же мне объяснили, что уже прошла подписка в помощь фронту, большинство подписалось по 50 акша в месяц, директор и бессемейные подписались на 100 акша, ну, и я тоже. Итак, начисляли мне 175 акша, 100 удерживали в помощь фронту, 25 акша платила за питание, на все остальное 50 акша. Нам выдавали лимиты второй категории на 750 акша в год. В лимитной книжке расписано, что я могу приобрести за год: юбка – 1, платье – 1, чулки – две пары и так далее. Когда привоз товара в магазине, все бегут туда и покупают, кому что достанется, а из книжечки вырезают эту вещь и размер суммы. В первый привоз я купила себе синее шерстяное платье, ведь у меня за два месяца зарплата! Иду на урок в шерстяном платье и в туфлях на каблучках и горжусь - я учительница! Особенно приятно это осознавать, когда урок пройдет удачно. Вот бы Анна Ефимовна или Екатерина Захаровна увидели меня сейчас! Хочу, чтобы папа или мама Рая побывали у меня! Однажды мне сказали, что к Косолаповым заехали сосновские мужики, они везут в Чадан товар, муку. Я побежала туда, старший ямщик Вдовин Кузьма рассказал, что у нас дома все в порядке, что мама Рая шлет привет мне. Я дала ему 50 акша и попросила, чтобы передал их маме. Кузьма тут же послал парня в магазин за водкой:

– И ты выпей с нами, - говорит он мне.

«А деньги матери я дома отдам, не беспокойся».

 Но мама этих денег не получила, пропил все ямщик. Тогда я решила покупать лучше вещи для сестренок и братишек.

Как–то сидим в учительской, заходит географ Николаев и говорит:

– Клавочка, я был в магазине мне досталась только одна вещь, я подумал, что она вам пригодится, – и развернул дамские рейтузы.

 Алым огнем запылали мои щеки, девчата смеются, а он спокойно положил вещь в мою сумку. Мои подружки говорили мне:

– Ты замечала, какими глазами смотрит на тебя Борис Николаевич?

– Но ему же 40 лет! – возмущалась я.

 Не приспособленным к жизни был этот москвич, рассеянный, иногда дети приносили в учительскую его галоши, оказывается, он забыл их возле магазина. Мне он говорил:

– Клавочка, вот кончится война, я повезу вас в Москву на учебу в институт.

– Не будь дурой, завлеки его и будешь жить в Москве, - говорила мне моя старшая подруга Полина Федоровна.

Дети в классах посмеивались над его странностями, поэтому на уроках географии была плохая дисциплина. Однажды завуч, разбирая его очередной неудавшийся урок, сказала:

– Вам надо учиться владеть классом. Я была в этом же классе на уроке немецкого языка, дисциплина отличная, хотя Клавдия Адамовна – начинающий педагог.

Потом он подошел ко мне: "Как это у Вас получается?"

 Кто–то зло пошутил:

– А она угостила учеников орешками, вот они и слушаются.

На следующий день Борис Николаевич купил кулек кедровых орехов, принес в самый шумный шестой класс. Весь урок дети с удовольствием грызли орехи, учитель в это время объяснял тему. И опять взбучка бедному Николаеву от завуча. Надо сказать, что у меня тоже не все было гладко на работе. В пятом классе избалованный сынок директора Шекперского совхоза Канский вдруг заявил мне на уроке:

– Не хочу учить фашистский язык! - хлопнув дверью, он вышел из класса.

Кто–то поддержал его:

– А зачем, правда, мы учим фашистский язык?

 В общем, урок сорван, я начинаю объяснять детям, зачем мы изучаем немецкий, а у самой комок в горле, вот-вот расплачусь.

 В школе кончились дрова в самые сильные морозы. Всем разрешили сидеть на уроках в пальто. У меня была единственная теплая вещь – стеганая фуфайка. Вхожу в пятый класс:

«Guten Tag! Setzt euch!» Канский выкрикнул с места:

– А я думал, уборщица вошла. Поучилась бы у моей мамы одеваться!

 Дети зашикали на него. А я проглотила горькую пилюлю. Не драться же с глупым, ленивым пацаном. Его родители жили в 20-и километрах от Шагонара. Как–то мать приехала на собрание в школу в прекрасном драповом пальто, шляпе и фетровых сапожках. Я рассказала о поведении сына, а она говорит: «Извините, но Леник терпеть не может небрежности в одежде». Эта женщина не знает, что такое обнищание и голодание в военные годы, и муж у нее под боком. Что же, будет и на нашей улице праздник! Эту фразу мы часто повторяли, надеясь на скорейшее завершение разгрома фашистских войск.