Мне предстояло летом сорок второго года «отработать» свою учебу. Нужно как можно больше трудодней заработать, чтобы свой хлеб есть да еще маме помочь. Сначала нас – двенадцать девчат и ребят - отправили на строительство кошары для овец. Кошара строилась недалеко от озера Чагатай, стены были уже возведены, нам предстояло сделать перекрытие и построить загон. По дощатой лестнице девчонки поднимали наверх доски, а четверо парней сооружали из них потолок. Потом мы носили ведрами землю наверх, нужно было насыпать толстый слой, чтобы не проливал дождь. Работа была очень трудная, пробовали соорудить подъемный рычаг, но ничего не получилось, видно бригадир сам плохо разбирался в строительном деле. Вот уже парни укатывали землю на перекрытии тяжелым катком, и, как будто с целью проверить наше сооружение на прочность, начался дождь. Мы спрятались от дождя в кошару-пока не протекает. Рядом в долинке стояла юрта, мы знали, что там живет вдова чабана и восемь ее детей. Вот ребятишки выскочили из юрты и прыгают под дождем на лужайке. Дождь усиливается, мать загнала детей в юрту. Но двое непослушных малышей опять под дождем. Мы наблюдаем за ними, смеемся, как купаются тувинята.. Но вдруг прогремел гром, затем огненный шар пролетел от соседней сопки прямо на юрту. Раздался треск, рухнула юрта, загорелась, но дождем залило огонь. Когда дождь стал утихать, мы побежали на место катастрофы. Мать и шестеро старших детей были мертвы, в живых остались двое непослушных мальчишек лет четырех и шести. Наш бригадир съездил на соседнее стойбище, сообщил о случившемся, оттуда приехали мужчины на телегах, забрали трупы и двух сироток и увезли хоронить покойников. Раньше тувинцы клали мертвеца на бычью шкуру, привязывали к лошади и увозили подальше, бросая его на съедение диким животным. Теперь они хоронят, закапывая в могилы, только без гроба, просто укутывают умершего тканью.
После страшного события у нас было подавленное настроение, поскорей закончили строить загон и выехали в Сосновку. Дня два дали нам отдохнуть и всех отправили на сенокос, потом подоспела уборка зерновых. Только по субботам вечером нас привозили домой помыться в бане, чтобы не заводились насекомые. В 12 часов ночи уезжали опять на полевой стан. Но мы умудрялись хоть на часок собраться возле клуба и потанцевать под гармонь. Утром с восходом солнца продолжались полевые работы. Мои одноклассницы работали в разных местах: Лида Фейман, как мальчишка, пристроилась на конном дворе, двоюродные сестры Лида и Полина работали с Полининой матерью в детяслях, которые создавались на период уборочных работ. Зина нигде не работала. Ее мама, тетка Марфа,говорила, что « четыре чоловика из семьи роблють на ентот колхоз и будя з них», и не отпускала Зину на работу. А я сама рада была, что меня берут в бригаду.
В конце августа я вернулась домой, чтобы собраться на учебу. Мама сходила в контору узнать, кто повезет нас в город. Романов сказал:
– На правлении договоримся, и я сам заеду и скажу.
Вечером подъехал к нам Николай Иванович и говорит:
– Раиса, твоя дочь хорошо работала, вот ей мешок муки авансом. Завтра едут.
Я удивилась, ведь на трудодни начислялись доходы в конце года и никаких авансов.
– Ну, спасибо, - говорит мама.
– Михаил Лизин едет утром на полуторке в город, с ним и девчонки едут.
– Спасибо, Николай Иванович, – наконец вымолвила я, – и до свидания!
Утром подъехала машина, на ней были мешки с зерном, сидели наши девчонки и двое мужчин. Я попрощалась с моими родненькими, не обошлось без слез, ведь опять на год уезжаю. Мужчины погрузили мои продукты, и мы поехали по Хадынской дороге. Заехали на мельницу, чтобы смолоть зерно на муку, оказывается, мука нужна была для обмена на запчасти. Только к вечеру мы добрались до города.