Глава IX. Нелегальная переписка.
Следующее письмо, уже нелегальное, от 13 февраля, было адресовано в П-бург, где я получила его уже по приезде в П-бург в марте "до востребования".
"Жду твоего письма с большим нетерпением: я не знаю, что я там могу найти, и это тем более увеличивает мое нетерпение... я счастлив: ни от кого не завишу, на всех могу махнуть рукой, если например, коснутся того, что я считаю святым. Поэтому мое знакомство -- личное, никого не касающееся. К сожалению,-- и конечно в этом ты со мной согласишься, забыв, насколько тут может страдать твое самолюбие: ты находишься совершенно в другом положении. Знакомство твое с Наташей грозит "потрясением семейных основ", так как Наташенька прежде всего требовательна: она не может довольствоваться обыкновенными отношениями к своему брату или сестре, отношениями вроде, например, недельного свидания и потом переписки, притом такой, при котором имеется в виду возможность контроля со стороны 3-го лица...
Надеюсь, ты хоть сколько-нибудь поймешь из этих намеков. Одним словом, перескакивая через целый ряд мыслей, скажу тебе, что твое положение более чем тягостное, оно -- невыносимое. С одной стороны, давнишнее желание -- желание сильное и основанное видеться с сестрой, которую ты заглазно уже полюбила (несравнимо со мной), желание, поддерживаемое знакомством брата с сестрою, брата, который от нее в восхищении, обожает ее, уже не может без нее жить, который, одним словом, ее страшно любит и т. д.; следовательно, с одной стороны, желание, потребности и т. д. познакомиться с прелестнейшим, умнейшим существом, которое можешь к тому назвать сестрой, с другой -- полная уверенность, что малейший шаг в этом направлении может изменить всю твою жизнь, может заставить поссориться с Ольгой Николаевной, с которой, по моему убеждению, мы не должны ссориться {Это был первый случай, что Леля назвал нашу горячо любимую La tante -- Ольгой Николаевной, и это заставило меня тотчас же насторожиться.}. Моему умишке даже не представляется возможность согласовать то и другое. Но не такое мне бы следовало, по правде сказать, тебе написать письмо: мне следовало умалчивать о всех трудностях и настаивать на знакомстве, на сближении. Если мы имеем какие-нибудь долги относительно себя, то знакомство с родной сестрой, именно такой, как Наташа, это -- долг. Мы должны стремиться к знакомству с нею честно, открыто -- иначе мы не исполним долга относительно себя: мы не вполне сознали и признали ее сестрой в таком случае. Мое искреннее убеждение таково, что тебе следовало написать из Женевы письмо Наташе официального свойства, если хочешь -- даже под контролем тети. Мы должны громко, открыто заявлять, что это наша сестра и что потому мы имеем право с ней знакомиться; иначе мы поступим так же, как Алексей Алексеевич, Григор. Алексеевич {Дяди наши.}.
Но у нас есть и другие долги перед собой; не дать возможности мучиться нашей совести за неблагодарное, лучше, неблагородное отношение к тете {Еще бы!}, которая так или иначе живет для нас. Поэтому я и начал свое письмо в таком сомнительном духе: я считаю нужным тебя предупредить, насколько не легкомысленно можно поступать в данном случае и насколько предусмотрительно. Наташа в высшей степени сложное существо, так что понять ее нельзя ни в два дня, ни в три дня, а тем более нельзя думать о ней за тысячу верст и соразмерять свои поступки равными предположениями относительно нее. Наташу ты или не полюбишь, или влюбишься в нее, и тогда поневоле разорвешь с многим, потому что это не такое существо, которое бы можно любить за 800 верст. Является потребность жить с ним, не отходить от него и т. д. И так у меня, как всегда, когда потрясаются "семейные наши основы", по малодушию, даже голова кружится, и я даже не смею надеяться, что твой ум, такт, энергия все это победят. Во мне, конечно, ты этого не ожидаешь, ты не найдешь опоры: во мне нет потребной силы характера, и мои губы будут трястись, и мое лицо бледнеть при всяком решительном шаге. Но я даю тебе обещание, что в случае серьезно обдуманного образа действия с твоей стороны, в случае определенно высказанных желаний, я весь твой к твоим услугам, и у меня явится братняя доблесть и гражданское мужество. Твое дело -- это не твое только -- это наше общее дело: дело нас 4-х, детей Александра Алексеевича {Опять... Это папа.}.
Полюбишь ли ты Наташу, или нет -- это сейчас безразлично; пока -- ты не имеешь к ней определенных отношений, ты не должна заменять их отношениями чувства. Мое мнение такое, что ты должна поставить вопрос на такую почву: "Я хочу познакомиться с Наташей не потому, что она мне давно симпатична, дорога, мила (?) и т.д. {Еще не видя ее?}, но потому, что это такое существо, относительно которого я имею прямые обязанности: из них главная -- не дать возможности страдать ее самолюбию ни на минуту, не возобновлять тот ряд чувств, кот. возбуждали в Наташе отношения ко всем Шахматовым". Поэтому прежде всего нужно поставить дело на законную почву и вести себя так, чтобы твое желание знакомиться имело вид не знакомства с закулисным существом, о котором нельзя говорить при старших, а знакомства законного, необходимого. Тебя, конечно, не должно шокировать это мое якобы наставление: я формулирую здесь вероятно то, что и тебе приходило в голову, но я не считаю эту формулировку лишней, потому что меня удивляет, что ты не написала формального письма Наташе.
Описать тебе себя невозможно: я счастлив и несчастлив, счастлив, когда Н. со мной, несчастлив, когда ее нет, и меня тревожат мрачные мысли, что я не достоин быть ее другом. Она возбуждает и самые тяжелые, и самые приятные чувства. Тяжело, например, сознание того в конце концов безнравственного и эгоистического образа жизни, какой я веду: это полное отречение от себя и от прочих людей... тяжело понимание этого и вместе с тем пассивное отношение; приятно, напротив, чувствовать, что Наташа как-то меня связывает с другими людьми, возбуждает во мне тот разряд чувств, кот. понемногу у меня глохли. Я давно жаловался тебе (например, этим летом на малиннике) на то, что с каждым днем опошляюсь. Ты не соглашалась, но это так. С знакомством с Наташей я это еще живее сознал: еще более чувствовал себя удрученным, но вместе с тем чувствовал, что Наташа меня может спасти...
Ты попала теперь в П-бург. Сколько плаплакания {От старого у нас выражения пла-пла... -- болтание языком.}, сколько болтовни поднимется там относительно Наташи! Тебе нужно будет много такта, чтобы не дать возможности поругать чувства твои, как они часто поругались начальством. Другое, знаю, письмо должен был бы написать брат в данном случае, но я пишу тебе не как сестре, а как к другу. Ответь мне, будешь ли знакомиться с Наташей проездом через Москву: если будешь, то этому и в разговоре с тетей, и в предупредительном письме к Нат. выбери форму -- не порыва чувства, а форму законного, естественного желания и даже требования...
Пиши подробнее все, что ты обдумаешь и почувствуешь. Извини за может быть в некоторых местах резкое письмо: теперь не время менажировать {Помогать, охранять.} тебя, нужно менажировать другую сестричку.
Целую и Оленьку".
Свободное копирование
