Софочка - 1

Глава VI. Софочка

 Все сады и куртины были залиты белым цветом, когда мы наконец вернулись в Губаревку после 4-месячного отсутствия. Но здесь нас ожидал ряд совсем не радостных событий. Еще зимой садовник Бодров заявил дяде, что в нашей небольшой оранжерее ему тесно и он намерен открыть садовое заведение в Саратове. Конечно, дядя был с ним согласен, и теперь, вместо Бодрова, в саду хозяйничал его помощник и ученик из губаревских крестьян -- Алексей Никаноров. Впрочем, дело шло у него хорошо. В теплице и парниках всего было много, сады были в порядке, но вдруг оказалось, что Сюзанна не может жить без Бодрова и должна нас покинуть, чтобы выйти за него замуж! Дядя с тетей благословили Сюзанну с Бодровым, и они торжественно выехали, увозя с собой и херр {Господин.} Агасс. Все это произошло и быстро и неожиданно. Пока выписывалась к Оленьке другая немка (Эмма), у нас, помнится, некоторое время прожила Афина Ивановна. То была простая, но воспитанная в монастыре, благочестивая женщина, жена бывшего нашего ключника Ивана Григорьевича Скворцова. Оба не молодые и бездетные, они жили в Вязовке, в своем домике при саде и огороде, и воспитывали мальчика, которого года за два до нашего приезда в Губаревку тетя отдала им на воспитание.

 Это был ребенок, которого подкинули тете с дядей в первые годы их семейной жизни, младенцем у подъезда. Тетя очень горевала, что у нее нет детей, и тогда взяла этого ребенка, но привязаться к нему не могла. Рыжий, вялый, болезненный и некрасивый Ванюха Воробьев не был симпатичен, и, как только тетя узнала, что и Афина Ивановна горюет о своей бездетности, отдала ей его на воспитание. Афина Ивановна привязалась к смирному и тихому мальчику, как к родному сыну, а позже Скворцовы и усыновили его: Ванюха Воробей стал Скворцом. Но пока -- он считался еще тетиным воспитанником, и раза три в год его приводили в Губаревку; тогда нам приходилось выслушивать долгие рассказы Афины Ивановны о его добродетелях. Иван Григорьевич тоже его любил как отец родной. Сам он был тихий, скромный человек, редкой честности,-- ключник или дворецкий был вполне на своем месте. Он занимал эти должности у нас не раз, но долго не выдерживал, потому что характер у него при этом был придирчивый и подозрительный. Он ворчал тихо, не повышая голоса, но изводящим образом. Он видел во всех -- покусителей на охраняемое добро и заводил драмы из-за куска сахара и ложки сметаны. Но, если требовалась экстренно неподкупная честность в каком-либо деле, дядя тотчас же посылал в Вязовку за Иваном Григорьевичем, хотя и называл его "рабом с одним талантом".

 Не успела Афина Ивановна нас развлечь после отъезда Сюзанны рассказами о юности своей в монастыре и о матушке игуменье (рассказы, которые мы давно уже знали наизусть), как вдруг к нам приехал из Петербурга поверенный дяди Александра Федоровича Козена взыскивать две тысячи, которые ему остался должен папа. Расплатились и проводили его -- пришло другое известие, что Одесское благотворительное общество взыскивает с нас 20 тысяч... Оказалось, что кн. Е. К. Воронцова, умирая, завещала этому обществу -- 20 тысяч, которые папа занял у нее для Долгоруких {См. об этом в части I, глава "Подолия". -- Примеч. ред.}. Ольга Петровна скончалась, а кн. Алексей Михайлович отговорился полным незнанием: расписки от друзей папа, конечно, тогда не взял! Сохранилась только переписка, подтверждавшая факт этого долга Долгоруких, да многие из родных о нем знали, но человека, не желающего платить долгов, этим не удивишь! И вот был поднят вопрос о продаже Хмелевки; были еще мелкие долги, оставленные папой, и дядя решил очиститься от всяких обязательств и жить на небольшие средства, но покойно.