автори

1427
 

записи

194041
Регистрация Забравена парола?
Memuarist » Members » Efim_Rozenberg » Воронежская передышка

Воронежская передышка

15.07.1941
Михайловский, Воронежская, Россия

 Воронежская передышка

 

 После нескольких недель, двигаясь в том же направлении и, почти, с той же скоростью, как и отступающая Красная Армия, мы прибыли на станцию Панино Воронежской области. Нас высадили, распределив по отделениям одного из свеклосовхозов. В одно из таких отделений, в селе Михайловка, попали мы с мамой.

 Временно нас разместили в клубе. Он находился в небольшом парке. Там мы такой эвакуационной «коммуной» из нескольких десятков семей должны были прожить несколько дней. Местные власти довольно оперативно позаботились о нас, не оставив без крыши и тепла.

 Как только устроились, я сразу выскочил на улицу. Спешил посмотреть, где же мы находимся. Нужно сказать, что прибывших и поселившихся в клубе детей было много. Но я оказался старше всех - остальные были значительно моложе.

 Не могу в этом месте не рассказать подробно о том, что случилось. Как именно здесь, в российской глубинке, не понаслышке, а сам столкнулся со страшным явлением. Оно бытует в человеческом обществе уже много веков. Антисемитизм! Это явление, к сожалению, не обошло меня стороной, постоянно присутствуя, оказывая значительное влияние на мою судьбу.

 В Михайловке произошел, запомнившийся мне на всю жизнь, лишь первый эпизод встречи с этим отвратительным людским умопомрачением.

В парке ко мне подошла группа местных четырнадцати- пятнадцатилетних подростков. Зная, что мы беженцы с Украины поинтересовались, есть ли среди нас евреи. Ничего не опасаясь, не таясь, не ожидая никакого подвоха в вопросе, ничуть не стыдясь бойко ответил: «конечно есть, я сам еврей». И сразу же получил удар кулаком в лицо, потом еще, и еще. Хорошо, что в это время кто-то из взрослых мелькнул на улице, мальчишки разбежались. Но с этого дня местные ребята старше и младше меня, сделали меня мишенью для своих кулаков и насмешек. Встретив на улице, с криком «бей жида», норовили побить.

 Удивительно, но мне было стыдно. Оказывается, я чем-то виноват! Оказывается, меня за что-то надо бить и презирать!

 Переживал в себе это чувство мучительно, пытаясь понять, в чем дело. Даже маме не рассказывал о происходящем. Стеснялся. Оказывается, я не такой, как все! Ничего не понимал - не понимаю и теперь.

 Не понимаю и нынешних причин идеологии антисемитизма. Знаю о них, но не понимаю. Мы, евреи, принимаем его, как устоявшееся зло, которое существует вне нашего сознания. Но почему?

 В русской глубинке, не в большом городе, даже не в районном центре, а в сельской провинции, во всей этой округе, думаю не было ни одного еврея! Для этих ребят, я скорей всего был первым евреем, встреченным ими в жизни. Однако, ненависть к ним жила в них, как живут невидимые микробы в человеческом организме.

 Антисемитизм, как живая генная материя с кровью и молоком матери скорей всего передалась этим ребятам, как само собой разумеющееся состояние людского бытия. А как иначе он мог возникнуть там? Кто же, как не родители и все взрослое окружение этих деревенских ребят воспитали в них столь воинствующую неприязнь к евреям. Воспитание это тянется из глубины веков. Живет и поныне. Взрослея, бывшие дети делают его общепринятой нормой. Более того, эта норма зачастую становится частью государственной политики. Иного объяснения, живучести антисемитизма даже по прошествии стольких десятилетий, после первой встречи с ним у меня нет.

 Как бы там ни было, а жить нужно было в тех условиях, в которых оказались. Мы получили небольшую комнату в совхозном поселке. Появилась кое-какая домашняя утварь, посуда. Небольшой дом, в котором жили, стоял в центре поселка.

 Наше окно выходило на небольшую площадь. В связи с этим возникли определенные неудобства, из-за которых мы допоздна не могли уснуть. Каждый вечер в этом центре поселения устраивались «мотанечки» - своеобразное традиционное, русское провинциальное развлечение.

 Собиралось человек пятьдесят–шестьдесят парней, еще не призванных в армию, и девчат. Усаживался гармонист, в центр круга входила пара молодых людей, поочередно исполняя частушки. Остальные просто слушали, подбадривая певцов шутками и репликами. Вечер начинался скромно, чопорно. Содержание частушек- приличное, «политически выдержанное». Но постепенно толпа «разогревалась». Группками парни и девушки куда-то исчезали. Через некоторое время возвращались навеселе. К этому моменту содержание частушек становилось все более «откровенным». К концу вечера оно было совершенно похабным. Парни распускали руки, девки визжали. В стороне случались «разборки»- ухажеры, подогретые водкой, выясняли отношения. Вся эта свистопляска заканчивалась далеко за полночь. Тогда мама и я, наконец-то, могли уснуть.

 

 Постепенно эвакуированные устроились на работу- кто где мог. Маму приняли на работу бухгалтером в местную контору управления совхозом.

 Но до этого мы вместе со всеми трудоспособными жителями работали на полях. Была уборочная пора. Мы косили, жали пшеницу и рожь. Вязали снопы. Скирдовали, молотили, свозили в амбары. Всему этому пришлось научиться и мне.

 Так в первый год войны в двенадцать лет начался у меня трудовой стаж.

 После примитивной «женской» работы по вязанию снопов мне доверили комбайн. Он буксировался в те годы трактором. Управлять комбайном было несложно.

 Потом меня «повысили» в должности, назначили учетчиком. Стал получать приличную по тем меркам зарплату. Ездил по полям на верховой лошади, которую выделили в качестве служебного и личного транспорта.

 Мой возраст не был препятствием для этой работы. Шла война, рабочих рук не хватало. Оказался для такой работы достаточно грамотным. Пришелся, как говорят, ко двору, к месту и добросовестно работал.

 Вспоминаю, как зачастую отношение местных жителей к работе вызывало у нас, эвакуированных, недоумение. Работали они с прохладцей. Норовили в самый разгар уборочной подремать часок, устраивали длительные «перекуры». Женщины из числа эвакуированных пытались их вразумить: мол, надо быстрее, добросовестнее работать - это же хлеб! Он нужен народу, фронту.

 В ответ получали ухмылки. Слышались шуточки «все равно война, все равно немец придет».

 Как-то услышал реплику одной из местных девчат: «девки, готовьте букеты - немецкие женихи скоро придут». И молодые, здоровые деревенские девушки весело улыбались, плоско острили по этому поводу, наивно путая войну с развлечением.

 Не могу не рассказать о запомнившемся эпизоде, происшедшем несколько лет спустя в 1945 году, в конце войны. Мы возвращались из эвакуации на Украину. В зале ожидания какой-то узловой станции, увидели большую группу молодых, здоровых, упитанных женщин. Хорошо одетых, накрашенных, с красивыми модными прическами. Рядом стояли добротные кожаные чемоданы.

 Наши мамы изможденные, рано постаревшие после четырех лет жизни на чужбине в страшных условиях, c удивлением смотрели на этих, по внешнему виду, русских, женщин. Оказалось, что это возвращающиеся из Германии, «угнанные в неволю в Неметчину», молодухи, что работали там служанками, кухарками, няньками и на другой подобной «черной» работе.

 Не стану комментировать этот эпизод, свидетелем которого стал. Знаю что такое чужбина, подневольный труд, особенно во время войны, но рассказываю то, что сам видел.

 Думаю, что встреченные женщины-те, которым повезло работать у "хороших" немецких хозяек (были ведь и такие), а собой везли прихваченные попутно в разграбливаемой Германии "трофеи".

 Всегда много читал, не мысля жизнь без чтения. В свободное от работы время из Михайловки ездил в воронежскую библиотеку. Читал в читальном зале книги, журналы, иногда ходил в кино.

 И если в сельской местности не ощущалось приближения линии фронта, то в самом Воронеже напряжение все более и более нарастало. Как набегающая волна войны катились по улицам города приметы приближающегося фронта. Заметно больше появилось военных разных родов войск и званий. Устанавливались зенитные артиллерийские установки, звукоулавливатели. Было такое «чудо» в годы войны: несколько труб-раструбов усиливали возможность человеческого уха: можно услышать еще издалека гул приближающихся вражеских самолетов и своевременно объявить воздушную тревогу.

 Наконец, по периметру вокруг города поднялось в воздух множество аэростатов, которые на высоте нескольких десятков метров поддерживали металлическую сетку, не дававшую возможности бомбардировщикам летать на малой высоте и вести прицельную бомбежку важных городских и промышленных объектов.

 Воронеж того времени был одним из самых крупных, а может быть и самых главных авиастроительных городов страны.

 Город готовился к обороне. Трудоспособное население строило окопы и рвы, противотанковые заграждения, создавалось «народное ополчение». А вскоре начались и бомбардировки.

 Видя, как стремительно приближается фронт, люди предчувствовали — город обречен. Среди нас, эвакуированных и живших совсем близко к Воронежу началась тихая паника. «Что делать?» Среди нас было несколько пожилых или негодных к службе в армии мужчин. Они и создали «руководящую» инициативную группу — «вперед, и подальше!». Был брошен клич «надо ехать!». Вечные русские вопросы - что делать, с чего начать? И такие же вечные еврейские вопросы, - ехать, не ехать, куда ехать, для чего и как? Но все-таки — ехать!

 Шутки ради, не могу удержаться, чтобы не заметить, что такой же клич прозвучал среди «наших» уже через несколько десятилетий, когда тысячи евреев двинулись, но уже в направление Израиля, Америки , Австралии.

 Что самое парадоксальное, — в ту же самую Германию, от которой в ужасе бежали в сорок первом. Парадокс, но факт. И этот «ехательный» круг, в котором оказался и я, ныне замкнулся.

 Наверное, начиная с исторического исхода из Египта, призыв «надо ехать» периодически звучит и заставляет беспокойное, часто притесняемое, унижаемое и гонимое еврейство двигаться в неизвестное. Подальше от беды, как ему кажется, подальше, подальше, подальше. . . Вот только где ее нет?

 Интересно, если (не дай Бог!) в Америке «что-нибудь» случится - куда двинутся ее евреи? Не исключено, что обратно в Россию, ну не в Китай же. Хотя. . ? Неисповедимы пути господни!

 

 

Упомянутая инициативная группа действовала оперативно: практически, в том же составе изначального турбовского сахарно-заводского коллектива, с которым прибыли в подворонежский совхоз, все быстро собрались и двинулись дальше на восток. Выезд был официально оформлен.

 Теперь мы направлялись в существовавшую тогда автономную республику «немцев Поволжья» на станцию Грязи для «дальнейшего временного проживания».

 Как стало известно позже, этнические немцы были оттуда выселены. Перевезены эшелонами в специальные сибирские и дальневосточные лагеря с ярлыком "враждебно настроенная несоветская» нация". Обрусевшие немцы, потомки приехавших в Россию за двести лет до этой войны, потерявшие все связи с Германией, освоившие земли Поволжья, привнесшие туда свою прогрессивную агрокультуру и такую же культуру быта, за две недели войны оказались за колючей проволокой.

 Мы покидали воронежскую землю, давшую нам передышку Теперь уже, вспоминая то время, не могу не сказать слова благодарности приютившей нас земле.

 К этому времени Воронеж оказался во фронтовой полосе.

 В ожидании эшелонов разместились на станции Отрошки вблизи города. Там собралась очень много всякого эвакуировавшегося народа. Все ждали формирования эшелонов

 В залах ожидания все не могли разместиться, поэтому даже привокзальная площадь и прилегающие улицы были заполнены беженцами. Мы с мамой смогли втиснуться в это скопление людей, сидящих на полу в здании вокзала. На вокзале в Отрошках мы провели несколько страшных дней и ночей.

 Каждую ночь город подвергался бомбардировкам. В облачную погоду днем так же продолжались налеты и только в солнечные дни небо было чистым. Немецкое командование действовало методично и расчетливо. Не применяло авиацию в ясное дневное время, из-за возможных больших потерь самолетов и летчиков в условиях хорошей видимости и насыщенной зенитно-артиллерийской обороны города. Советские самолеты практически отсутствовали в небе над Воронежем. Воздушных боев там не видел. Висевшие вокруг города аэростаты с утра опускались.

 Только в ясные дни мама могла выскочить в город в поисках какой-либо провизии. Чемодан с продуктами, который мы собрали в дорогу, украли на вокзале в первые же дни.

 Самыми ужасными были ночные бомбардировки, город погружался во тьму (в целях маскировки), а о бомбоубежище мы и думать не могли: на количество людей, скопившихся на вокзале и вокруг, убежище не было рассчитано. Оборона города захлебывалась и дело шло к концу. Мы сидели в темноте, слушали грохот разрывающихся рядом бомб и ждали смерти.

 Тем не менее, нам повезло: в один из дней почти безнадежного ожидания на станцию подали эшелон. Выделили оборудованный нарами товарный вагон, который мы заполнили до отказа.

 Прицепили паровоз и нас увезли от войны. Подальше от бомбежек, от постоянного страха, что не успеем уехать, что будем ввергнуты в бойню, что нас всех ожидает ужас и смерть. Мы выбрались из ада, мы счастливы! Нас не заботило будущее, не пугали неудобства и неизвестность. Мы живы и это главное.

07.03.2023 в 19:35


Присоединяйтесь к нам в соцсетях
anticopiright
. - , . , . , , .
© 2011-2024, Memuarist.com
Юридическа информация
Условия за реклама