автори

1427
 

записи

194062
Регистрация Забравена парола?
Memuarist » Members » Vladimir_Meshchersky » Мои воспоминания - 15

Мои воспоминания - 15

01.10.1856
С.-Петербург, Ленинградская, Россия

К концу 1856 года, когда успокоились все волнения коронации, небо стало хмуриться и воздух стал грязниться... Это было начало, зародыш той эпохи, — увы! — долголетней и смутной, которая столько горя принесла России наравне со столькими благими намерениями.

Началась совсем новая политическая жизнь. Забыт был Николай I, забыты были святые страды Севастополя, все принялось жить и сосредоточивалось около чего-то нового.

Это новое, смешно вспомнить, был Герцен... Явился новый страх — Герцен; явилась новая служебная совесть — Герцен; явился новый идеал — Герцен.

Теперь, столько лет проживши, видишь совершенно ясно, как легкомысленно, как ребячески, или, попросту говоря, как глупо отнеслось тогдашнее общество к той задаче перерождения, которую оно представляло себе, как неизбежное призвание нового царствования, как результат окончившейся Николаевской эпохи. Серьезно говоря, я и доселе ничего не узнал, проживши 40 лет, такого, что меня убедило бы в том, что царствование великого Николая требовало после его кончины какого-то позорного во имя прогресса забвения; напротив, яснее, чем когда-либо, я понял, что все заветы и предания этого царствования надо было для счастья России все до единого свято сберечь, как здоровые и крепкие основы русского государства, и заняться только переформированием обветшалых учреждений и крестьянским вопросом; вследствие этого казалось совершенно естественным, что крупные государственные умы того времени — а их было немало в 1856 году, — соединясь около молодого Государя, сообща с ним разработали бы план необходимых реформ в их разумной постепенности.

Но именно этого-то не случилось. Ничего никем не было разрабатываемо с мыслью начать дело по плану и в порядке. И оттого-то — все сосредоточилось в Герцене.

А Герцен с своим влиянием являлся самым циничным выразителем того характера случайности, который должны были принять задачи так называемого перерождения.

Герцен основал эпоху обличения.

Это обличение стало болезнью времени, и оно-то испортило нравственно и духовно ту среду, из которой должна была исходить серьезная и строго проверенная реформаторская деятельность. А так как в основу Герценского обличения легла его мелочная, личная, а потому антипатриотическая ненависть к Николаю I, то этим и объясняется, почему эпоха Герценского террора соединилась с эпохою бессмысленного развенчания великой нравственной фигуры Николая I.

По странной случайности наше училище в последний год моего пребывания, 1857-й, совсем игнорировало Герцена: я не помню, чтобы где-либо его читали или чтобы мы о нем говорили. Наш обиход не изменился, и хотя, как воспитанники 1-го класса, мы чувствовали себя вольнее остальных классов и до известной степени авторитетами для всех шести классов, но я не помню, чтобы в чем-либо относительно дисциплины мы изменили свои мировоззрения...

Но едва мы выходили из училища, то начинали слышать разговоры о Герцене; в военно-учебных заведениях, высших того момента, Герцена брошюры читались, сваливаясь с неба, и я помню при встрече с юнкерами-сверстниками разговоры о том, что у них классы делятся на герценистов и антигерценистов. Действие герценовских проповедей в военно-учебных заведениях, высших и специальных не замедлило проявиться; явился новый в них дух, либеральный и современный, заключавшийся в открещивании от николаевщины, в порицании его военщины, в критиковании его дисциплины.

Года два спустя, припоминая эти явления, я понял, почему этот либерализм в высших специальных военных школах не получал должного отпора в начальстве. Во главе военно-учебных заведений стоял человек, которого очень незаслуженно связь с крестьянским делом возвеличила в летописях той эпохи. Это знаменитый Яков Иванович Ростовцев, ставший потом графом. У него, как оказалось, николаевского было только обложка, убеждений и нравственной стойкости у него вовсе не было, а потому один из первых николаевских слуг, который устыдился своего Монарха и благодетеля и поступил с ним как Петр со Христом во дворе Каиафы, был Ростовцев; едва появился Герцен, едва заговорили о новых веяниях, Ростовцев оказался одним из главных его поклонников, и это-то опасение прослыть отсталым, прослыть на страницах герценских обличений николаевцем и было причиною, почему не было принято никаких серьезных мер к тому, чтобы будущий инженер или артиллерист-офицер не мог в стенах училища заниматься русскою литературою по Герцену.

Помню я, как один почтенный друг нашей семьи, старый служака николаевских времен, рассказывал с меланхоличным юмором, как теперь у них во всех министерствах забили тревогу; везде явились корреспонденты Герцена из министерства; то были и столоначальники, и начальники отделений, вследствие этого все начальства до министра включительно — с одной стороны трепетно и злобно доискивались: кто их Иуда, а с другой стороны — жили в нервном страхе Герцена, ибо знали, что Герцен имеет читателей в Зимнем дворце.

О том, как велика была сила этого легкомысленного, этого глупого страха Герценских обличений, свидетельствовал всего красноречивее тот факт, о котором именно тогда говорили, — что никто и помыслить не смел принять меры к прекращению этой деятельности Герцена, бравшего свою силу не в Лондоне, где он жил, а в России, в тех департаментах и учреждениях, которые поставляли Герцену обличительный материал. Тогда говорили, что письма с сообщениями писались просто по адресу Герцена в Лондон, или по одному и тому же передаточному адресу, и никто не смел до этого письма дотрагиваться. Ясно, если бы все письма по адресу Герцена не посылались почтою по назначению, то Герцен лишен был бы главного и интереснейшего своего материала; стоило бы только двух-трех корреспондентов-обличителей найти, обличить и прогнать со службы, и сразу пропала бы у каждого охота рисковать своею шкурою из-за удовольствия сотрудничать в герценовских изданиях. Но, повторяю, никто не смел помышлять о сопротивлении Герцену каким-либо путем, и доходило это до того, что, право, без преувеличения можно сказать: в иных сферах и кружках Герцена боялись более, чем правительства.

И достойно внимания вот еще что. Время при Николае I относительно нравов служебных было так мало сравнительно испорчено, что если сравнить те предметы обличений, которые громил Герцен, тогдашней деятельности с позднейшим временем, то подчас удивляешься, как могли такие безделицы казаться обличительными ужасами.

05.03.2023 в 18:34


Присоединяйтесь к нам в соцсетях
anticopiright
. - , . , . , , .
© 2011-2024, Memuarist.com
Юридическа информация
Условия за реклама