МИХАИЛ ГЕОРГИЕВИЧ КОСАРЕВ ( 12 ноября 1901 г. – 1972 г.)
Автобиография: «Родился я в 1901 году в гор. Екатеринодаре (Краснодаре), где в это время работал отец на железной дороге. Первоначальное образование получил в начальной школе на хуторе Романовском ( теперь город Кропоткин). Здесь же я начал учиться в прогимназии. Среднюю школу окончил в г. Екатеринодаре.С 1917 года в каникулярное время начал работать на Азово-Черноморской железной дороге, сначала на линии (Буеров карьер), а затем в управлении дороги.
В июне 1920 года я был мобилизован в ряды Красной Армии, прошел кратковременную строевую подготовку и с маршевой ротой был направлен на пополнение 15 стр. полка 2-й Донской дивизии на Врангелевский фронт. Первый год я был в строю, а остальные 3 года служил в Красной Армии на штабной работе. Последняя моя должность – помощник адъютанта Отдельного Егерского батальона в гор. Кременчуге. После демобилизации в 1924 году я возвратился в город Краснодар и поступил в Кубанский сельскохозяйственный институт на отделение полеводства.
Во время учебы в институте работал в гор. Краснодаре на разных строительных работах в качестве чернорабочего, а затем бетонщика. Начиная с третьего курса, я начал работать на кафедре земледелия института, руководимой проф. Богданом В.С.
Под руководством проф. Богдана совершил две экспедиции: одну по сбору семян дикорастущих кормовых трав в низовьях р. Кубани (1927) и вторую – по обследованию горных лугов и пастбищ в Северной Осетии (1928).По окончании Кубанского сельскохозяйственного института – в начале 1929 года был назначен на Сальский сортоучасток Всесоюзного Института Прикладной Ботаники и Новых Культур, которым заведовал 2 года (с марта 1929 г. по март 1931 г.).
В апреле 1931 г. был зачислен в только что открытый Всесоюзный научно – исследовательский Институт Кормов, где работал с 1931 г. по 1943 г. по многолетним травам засушливых областей – главным образом по житняку. В 1936 г. мне присвоено звание старшего научного сотрудника, а в 1937 г. защитил диссертацию по житняку на степень кандидата сельскохозяйственных наук. В 1940 г. была издана моя основная работа - монография «Житняк».
С началом Великой Отечественной Войны был прикомандирован Наркомземом СССР к штабу Приволжского военного округа, где в течение двух лет исполнял обязанности главного агронома Военных Воздушных Сил и руководил работами по засеву оперативных аэродромов, а так же проведением курсов для командного состава аэродромно-технических рот.
В январе 1943 г. приказом Наркомзема СССР был переведен на Камышенскую селекционную станцию, где с 1943 по 1952 г. заведовал группой кормовых культур, а с 1952 г. по настоящее время, продолжая экспериментальную работу с кормовыми культурами, исполнял обязанности заместителя директора станции по научной работе».
***
О своем отце расскажет Саша (в своих воспоминаниях он повторяет и ту информацию, которая изложена в автобиографии, возможно, из желания акцентировать какие-то, важные с его точки зренияю, моменты):
«Папа был человеком закрытым, при всей внешней коммуникабельности он почти ничего не рассказывал о себе. Сейчас я понимаю, как мне повезло с отцом. Он в любой момент готов был прийти на помощь, что часто и делал. У меня остался на душе осадок, что между нами почти не было откровенных бесед. Думаю, что в начале 70-х он все еще боялся говорить о прошлом, о жизни в Советском Союзе, о своих расстрелянных братьях. Все наши разговоры при встречах в основном сводились к его расспросам о моей жизни и работе. Поэтому опираюсь на документы и собственную память.
Во время революции папе было 16 лет, а боевые действия на юге России с Деникиным происходили в 1918 году. Со слов моей старшей двоюродной сестры Татьяны, которая ссылается на рассказ своего отца, Косарева Ивана Георгиевича, когда деникинцы захватили Екатеринодарский край, они мобилизовали все мужское население, способное держать винтовку в руках. Под эту «гребенку» попал и мой отец, которому в то время было 17 лет. Сколько времени он служил в Белой армии, я не знаю, но когда деникинцы стали терпеть поражение от Красной армии, отступая, они проходили через Екатеринодар, родной город семьи Косаревых. Папа, как, видимо, и большинство его однополчан, мобилизованных в этих краях, остался дома. Через какое-то время его снова мобилизовали, но уже в Красную армию. Там он служил 4-5 лет.
Теперь об его работе:
- с 1929 г. по 1931 г. папа работал заведующим Сальским сортоучастком Всесоюзного института кормов в Ростовской обл. (из личного листка).
- в марте 1930 г. окончил курсы по генетике, селекции и семеноводству в Институте прикладной ботаники в Ленинграде (из личного листка).
С 1932 г. по 1943 г. в течение 12 лет он работал во ВНИИ Кормов. Одним из «полевых» объектов, где папа проводил работы, была Камышинская государственная селекционная станция, расположенная в 25 км. от города Камышина Сталинградской обл. Темой его изучения был житняк. В 1936 г. им была защищена диссертация на степень кандидата сельскохозяйственных наук, а затем была издана монография «Житняк».
Житняк – неприхотливая степная трава с небольшим колоском – символ нашей семьи. В букеты полевых цветов, будучи в поле (Саша имеет в виду геологические экспедиции), я всегда стараюсь вкладывать и несколько стебельков житняка. А сейчас, в 2010 г., у нас стоит на балконе букет, в котором одним из главных составляющих является житняк, собранный мною во время полевых работ в 2008 г. в Мугоджарах (Казахстан) на речке Чаушке, притоке реки Эбеты, впадающей с юга в реку Урал. Горы Мугоджары по широте как раз близки к г. Камышину.
В годы Великой Отечественной войны в 1941 и 1942 г.г. папа был прикомандирован к штабу ВВС Приволжского военного округа, где исполнял обязанности главного агронома и руководил работой по залуживанию оперативных аэродромов. В 1942 г. шла Сталинградская битва, и папа был на заволжских аэродромах, где располагалась вся действующая на Сталинградском фронте авиация. Аэродромов с твердым покрытием не было, поэтому пытались найти выход в посеве быстрорастущих луговых трав на площади аэродромов. В этом было спасение, т. к. глинистая почва Заволжья в период осенних дождей размокала и, видимо, были проблемы со взлетом самолетов.
Читаю заявление, написанное папой на имя директора ВИК (Всесоюзный институт кормов) 31. 07. 1941 г.: «Прошу предоставить мне 4-х-дневный отпуск для сопровождения семьи до станции Ярославль в связи с эвакуацией», подпись: ст. науч. сотрудник Раб. Лаборатории люцерны М. Г. Косарев, резолюция: «Предоставить отпуск со 2-го по 9 августа 1941 г.».
На Камышинской селекционной станции папа работал официально с 1943 г. и практически до конца жизни.
Камышинская селекционная станция или Госселекстанция представляла собой поселок, стоявший на приподнятом месте на берегу небольшого оврага. Овраг был запружен плотиной, в результате чего образовался довольно большой пруд (у плотины – метров 80, а в верховьях, метрах в 800-х, за кузницей и островком, сходил на нет).
Наш двухквартирный дом стоял, примерно, в центре поселка. С юга к окнам дома подходила сиреневая аллея. Кусты были посажены рядами (рядов 15-ть) почти перпендикулярно к дому и проезжей дороге. Весной сирень цвела: сиреневый туман и благоухание. В это же время в степи происходило еще одно событие: километрах в 6-ти от нашего поселка, в районе деревни Белогорки, на склонах оврагов цвели тюльпаны. Море диких красных тюльпанов и фиолетовых ирисов. А в лесу – колонии гнезд грачей и ворон. Реже встречались гнезда сорок и копчиков (яйца в них были красными, пятнистыми). Возвращались мы домой с огромными букетами красных тюльпанов.
Папа руководил «группой трав» и был зам. директора по научной работе.
Летом, как я помню, он всегда был одет в полотняный костюм белого или светло-кремового цвета, в белой фуражке или соломенной шляпе. Работал от восхода до заката.
Посевная – в апреле-мае, уборка – в конце лета. А в начале лета – пробные выкосы, подкормки, прополки, работа на делянках, искусственное опыление. Лето в Камышине не холодное – 30-35 градусов – это нормально, к 40-ка – жарковато. Но степь почти всегда продувалась ветерком. Хотя иногда все застывало, и воздух дрожал, стояло марево, возникали миражи.
Передвигался он по полям пешком или на велосипеде. Один велосипед был, кажется, марки ЗИФ, второй – Горьковского завода. Дома, между ужином и сном, папа всегда работал, что-то писал, обсуждали с мамой планы на следующий день. И все время курил. Курил он очень много, только, засыпая, расставался с папиросой. Курил он папиросы «Беломор». Во времена всеобщего дефицита , он закупал их в городе Камышине десятками пачек. Когда я, вместе со своими друзьями, приобщился к этому зелью, то потихоньку пользовался его запасами.
Иногда я приходил на делянки. В степи – небольшой насаженный лесок, а кругом – делянки, растения с пакетами, закрывающими искусственно опыленные цветки, розовое поле эспарцета.
В «группе трав» мои родители занимались селекцией и семеноводством кормовых трав, устойчивых к степным засушливым условиям.
Папа начал работать по житняку еще будучи на Луговой во Всесоюзном институте кормов. Им были выведены два сорта житняка: Камышинский-1-узкоколосый и Камышинский-2-ширококолосый. Вместе с мамой они вывели новые сорта сорго, суданской травы, сорго-суданковый гибрид, за который на ВДНХ (выставка достижений народного хозяйства, огромный комплекс которой располагался в Москве) в 1955 г. получили золотую медаль. Кроме того ими были выведены новые сорта люцерны. Занимались они также просом, и эспарцетом.
Летом, когда я учился в старших классах, мы втроем – папа, мама и я – иногда выходили на прогулки. В начале лета вокруг в степи «бушевало» разнотравье, и я терзал своих родителей вопросами – «а это что?». Чаще отвечала мама, сначала называла траву по латыни, потом вспоминала народное русское название. Как мама рассказывала, ботаника была специальным предметом, по которому она сдавала кандидатский экзамен. И уже будучи на пенсии, в городе Лобне (под Москвой) в 60-е – 70-е годы она продолжала со мной эту игру в названия трав. В конце концов я «заболел» травами, накупил справочников, заразил этим свою жену, которая теперь мучает меня своим толстенным гербарием.
Когда я заканчивал 10-ый класс, папа говорил, что очень хочет, чтобы я пошел по их стопам и поступил в Волгоградский СХИ. Но я «уперся» в геологию и стоял на своем.
По-настоящему ни папа, ни мама меня не ругали. Но мне было стыдно, это я помню, когда моего отца вызывали в школу в г. Камышин в связи с моим прохладным, мягко говоря, отношением к учебе. Папа выслушивал все жалобы учителей, кивал, соглашался, потом говорил со мной..... В Камышине я, без родителей, жил на квартире. Квартирную хозяйку звали тетя Маруся. Забот у нее было «выше крыши», т. к. она воспитывала трех сыновей. Я, конечно, пользовался этой бесконтрольностью и сильно злоупотреблял ею. Помнится, как-то я сказал родителям, что они могут не беспокоиться – экзамены я буду сдавать, на второй год не останусь, но о высоких оценках вести речь бесполезно. В общем, «успокоил».
Папа часто участвовал в совещаниях в Волгограде, в Москве. На самой селекционной станции читал лекции на курсах по повышению квалификации для агрономов колхозов и совхозов. В нашем архиве есть список научных статей М. Г. Косарева на 1966 г., в котором числится 31 работа. Среди них одна монография («Житняк», 1941 г.), статьи в центральных и региональных изданиях.
