***

+++

Здравствуйте, дорогой друг! Как Ваша чахотка? Я очень озабочен Вашим состоянием и поэтому решил сочинить Вам ещё одно письмо в надежде, что оно как-то скрасит Ваше чахоточное существование. Я тут на Вас завёл дело №3. Склеил специальный конверт и аккуратно сложил туда все Ваши письма и фотографии. Как-нибудь, лет через десять, Вы не без удовольствия все их перечитаете. Высылаю Вам проект моего памятника –  старшему матросу Флота, поэту и мыслителю. Фотографию рекомендую хранить бережно и долго, ибо это экземпляр единственный. Дату моей смерти поставите собственноручно в правом нижнем углу, и фотографию дадите на обложке траурного номера «Суматры». А пока это фото можете повесить у себя над столом, и пусть оно символизирует Вам высший, как Вы когда-то выражались, оптимизм (простой, а не лажовый), и неистребимую веру в светлое будущее человечества. Я все хотел выслать Вам письмо нашего общего знакомого, Жигульского, но всё эта мысль приходила мне «на лестнице». И вот теперь я высылаю Вам драгоценные для меня листки, где автор упоминает события, при воспоминании о которых у меня всегда на глазах выступают слёзы умиления. Я высылаю Вам это письмо, с условием, что Вы мне его немедленно вернете с первым же ответом. С тем, что бы Вы имели возможность сделать кое-какие выводы относительно того, насколько автору этого решительного письма удалось удалиться от берега, «выбрав канаты» (швартовые), и поделиться ими со мной, ибо меня очень интересует судьба вышеупомянутого Ж-го, т.к., мне не хотелось бы с борта «Суматры», которая, как Вы когда-то хвастались, взяла курс левее, наблюдать обломки «утлого челна одинокого путника». Ну, чем Вас порадовать ещё? Да, спешу сообщить, что Ваши пророческие слова насчёт беспокойства, которое закономерно и отнюдь не кончатся после ДМБ – не сбылись, и Ваш друг, и преданный корреспондент, пребывает сейчас в состоянии хорошем и почти блаженном. В мыслях у него только Вы, чтобы Ваша чахотка скорее кончилась, и Вы меня снова порадовали несколькими энергичными и весёлыми письмами, на которые Вы большой мастак. Да, Миша, я Вас хотел спросить, не надоело Вам такое постоянство, что вокруг Вас ХГМИ, который отнюдь не АБВГД, что вам пишет письма Я, что есть где-то на белом свете Л. Х-ва, Ж-кий, Т. Е-ко и больше, что Вы вот сам, Коновальчук, и что Вам Ваши ноги за собой таскать еще лет 15-20? Тут уже снова обращаюсь  к Вам, как к более опытному товарищу и хочу спросить: может быть, здесь тоже отпечаток специфики военно-морской службы, а именно последних месяцев пребывания в рядах Флота? Поделитесь со мной, если будет настроение, соображением на этот счёт. Мне с некоторых пор хочется побывать в чьей-нибудь шкуре. Причем, не в человеческой. Например, в шкуре того льва из рассказа Хемингуэя «Недолгое счастье», в тот момент, когда пуля калибра 5,505 с силой в две тонны переломила ему позвоночник. В последнее время я занимался по ночам (годовская бессонница, блаженное состояние, я писал об этом), тем, что пытался подвести под это желание фи-скую базу, и, кажется, мне это удалось. Если Вы не против, то я поделюсь своими соображениями на этот счёт. Сообщите мне, укрепились ли Вы в своём желании совершить вояж на берега Императорского залива? Не повлияет ли это на Вашу неожиданную болезнь? Вы, очевидно, не придаёте этому вопросу должного значения, обходя его стороной в письмах. А для меня, как Вы высказали эту мысль, жизнь моя в в-морском оформлении, приобрела какой-то определённый смысл. Сны в последнее время снятся какие-то непристойные. Высылаю Вам по традиции несколько строк. В журнал. В раздел «Отнюдь не поэзия». Как Вам понравилось?

... Окно! Окно вывело меня из состояния равновесия. Вы не понимаете, какой Вы счастливый человек. Нет, не спорьте со мной. Вы не понимаете, именно такое окно должно быть в вилле из красного кирпича в средней полосе России. А напротив камин, налево – стенной бар, направо картинка в стиле «Ля прима». Вы попали в точку. Именно такие окна я планирую во втором этаже. Остальное в Вашем письме мне понравилось меньше. Особенно про крейсер. Захватить крейсер (лучше всего, удобней, практически во всех отношениях, это ЭсКаэР), выкрасить кузбасс-лаком, выбросить черный флаг, абордажную группу вооружить АКМами, форма одежды – в тельняшках с засученными рукавами. Самое главное – выйти за боны, а там... Такие идеи мелькали у меня на первом году. Сейчас моя голова занята решением узких, практических задач, которые ставит сама жизнь, а не ...  ..., не попадаться на глаза заму (замкомандира по политчасти – М.К.), обеспечить алиби на построении и т.д.. Я бы сказал, что мой мозг, не без некоторой живости и оригинальности решает эти ежедневные головоломки. Вчера, например, когда меня искали по «большому сбору», наткнулись на рундуке на записку: «Я упал за борт». И сразу все успокоились: слава богу, одним р...ем меньше. Миша! Вы очень скрытный человек. Вы что-то темните. Это грешно. Это страх, как нехорошо. Вы же видите, как я в каждом письме раскрываюсь. Что значит Ваше поселение среди этой сомнительной публики (студентов)? Я надеюсь, Вы не имеете с ними ничего общего кроме жилплощади? На какой службе Вы сейчас состоите, в статских или тайных? Почему Вы скрываете существенные стороны своей жизни, а разбавляете письма описанием визитов каких-то сомнительных особей. Кстати, эта часть письма понравилась мне менее всего. Ну да, ладно-с. Я живу по-прежнему, читаю «Введение в литературоведение», Кирсанова и «Обрыв» Гончарова. Вперемежку получается недурно. ДМБ приближается по-немногу. Вот и все. Адрес Т.В.: 630090. Н-ск 90, Пирогова 10-314.

Остаюсь искренне Ваш,

подпись.

Императорский залив.

***

Очень трудно, стирая обыденность мелочных линий,

рисовать этот лёгкий, воздушный рисунок мечты.

Очень трудно нести через горечь и боль унижений

эту тонкую шпагу достоинства и чистоты.

Очень трудно, спасая от взглядов и рук любопытных,

пронести сквозь года ослепительно белый цветок

не разменянной дружбы бродяг и скитальцев отпетых

голубыми ветрами далёких и близких дорог.

Но зато твой рисунок в полёте томительных линий

ощущением тайны горячую кровь леденит,

и, сгорая огнём неприступно-холодным и синим,

в нужный час твой клинок беспощадно и смело разит.

Но зато, если годы в упор, а удача всё мимо,

если ты заблудился, и патрон замирает в стволе,

для двоих на земле и окно, и тепло у камина,

и вино, и большими ломтями нарезанный хлеб.