Светало, шторм утихал, волны, словно подхалимничая, покорно подкатывались под борт, убаюкивали. Почти касаясь волны, низко пролетел альбатрос, что-то высматривая в темени вод, появилась стая чаек, словно зеваки, почуяв, что в их отсутствие произошло что-то важное, летели, галдели, переспрашивали друг друга, сосем похожие на бестолковых людей.
Из предрассветного марева появился эскадренный миноносец, с буруном перед форштевнем, отчаянно семафоря, посылая световые точки-тире, работал на шхуну по МСС (Международный свод сигналов), со шхуны ответили тотчас. Дело было ясным и без помощи Лёлика, без дешифровки: сдавайтесь, ребята, деваться некуда, трубы перекрыты, а будете шароёбиться, так вдарим, что пиджаки позаворачиваются, ну, и так далее, в том же духе.
Вскорости охотник, освободившись от надоевшей шхуны, дал отбой боевой тревоги, на постах остались только вахтенные, остальные спустились в кубрики.
В первом кубрике всех застала печальная картина, елка плавала среди пельменей, перекатываясь от борта к борту, от ватервейса к ватервейсу. Кандыба, как представитель боцкоманды, уже был в кубрике и выбирал шваброй воду с бульоном и пельменями, печально шмыгая носом.
Объявили построение в коридоре, строй покачивался в такт волне, прижимаясь спиной к переборке. Вышел командир, мрачно глянул на строй, кивнул боцману с повязкой дежурного по кораблю на рукаве.
– Матрос Кандыба, тьфу, Кандыбенко! Выйти из строя!
Кандыба вышел, мрачно глядя на носки своих тяжёлых, свиной кожи ботинок, под неромантическим названием «гуанодавы».
– Матросу Кандыбенко от имени командира корабля за нарушение корабельного Устава и Устава воинской службы объявляется пять суток ареста!
– Есть пять суток ареста! – бодро ответил Кандыба.
В строю одобрительно гоготнули, всем было давно наплевать, что будет, когда догонят, то ли наградят, то ли накажут.
– Разрешите обратиться? – вдруг весело сказал Кандыба.
– Бр-рн! – буркнул командир.
Кандыба сунул руку в карман широких флотских штанов и извлек оттуда что-то, вытянул руку вперёд и с улыбкой показал всем.
Командир глянул на слипшийся комок теста, в который была залеплена пуговица, залеплена им, собственноручно!
– Кгмм! – буркнул командир. – Пять суток ареста отменяется, квиты, по нулям! Вольно…
– Вольно! – сдублировал мичман Поролов. – Разойдись, команде приготовиться к приборке!
Все разошлись, только Кандыба не разошёлся, он стоял посреди коридора, соединяющего первый и второй кубрики, как раз напротив камбуза, у вытяжной трубы, и улыбался своей загадочной улыбкой. Мона Лиза местного разлива.
Вдоль бортов зашуршала шуга, значит, уже вошли в прибрежный припой, скоро швартовка, а там и праздник может случится, ведь наступил уже новый, какой-то тысяча девятьсот семьдесят лохматый год!
Свободное копирование
