Ч. 30 Жизнь номер 3. Бурные годы. Начало
На фотографии: это не субботник, как на известной картине, а мой трудовой отдых.
В техникуме особист был секретарём партбюро, а меня определили его замом. Никаких чрезвычайных событий не происходило, жизнь шла по накатанной колее. Правда, один раз мне пришлось появиться в райкоме партии.
Наших ребят с преподавателями посылали на уборку урожая, они жили в колхозе или совхозе, уже не помню, но не суть важно. Там два партийных товарища полюбили друг друга в сложных санитарных условиях. Она была замужем, а он женат.
Жена влюблённого явилась ко мне, секретарь был в отпуске, принесла заявление и потребовала от меня принятия мер. Я сказал, что проблемой «мой муж подлец, верните мне подлеца» я заниматься не буду.
Тогда она пообещала проблемы мне и написала заявление в райком партии. Меня вызвали ко второму секретарю. Вторым секретарём была дама, очень даже симпатичная.
Встретила она меня, как Ленин крестьянских ходоков: вышла из-за стола и поздоровалась за руку, благодаря чему я рассмотрел и её фигуру. Но чайника и кипятка не было.
Мы поговорили о жизни, она порекомендовала мне чаще бывать в райкоме, а я сказал, что она мне очень напоминает актрису Лионеллу Пырьеву. Однако внутренний голос посоветовал мне не развивать дальше эту связь с партией.
Не буду описывать конец 80-х годов, чтобы не повторять других коллег. Скажу лишь, что многие выглядели потерянными, ждали, что кто-то придёт или скажет что-то такое успокаивающее, и всем станет хорошо, а я продолжал ходить в походы по рекам и озёрам.
Вскоре понял, что сидеть и ждать - дело пустое, нужно действовать. Сначала организовал курсы английского языка. То была не самая блестящая идея, потому что тогда этих курсов в Ленинграде было, как грибов-поганок после дождя, но всё же что-то полезное.
Я привлёк преподавателей и объединил обучение английского языка с компьютерной грамотностью. Это было новое, до чего другие не додумались. Директора тоже оформил преподавателем, и все были довольны.
Я всё ещё числился преподавателем ОБЖ в техникуме, когда произошло событие, после которого понял, что нужно сворачивать эту деятельность.
В дверь моего кабинета постучали и вошли капитан и старший лейтенант милиции. Они предъявили удостоверения личности и сказали, что пришли проверить, как хранится оружие. От моих предшественников за мной числилось два автомата Калашникова и восемь малокалиберных винтовок.
Оружие хранилось в аудитории, расположенной в подвале, где находились макеты торпеды и мин, там проходили занятия. Часть комнаты, где в сейфах хранилось оружие, была отделена от остальной аудитории толстой решёткой с замками.
Когда милиционеры увидели, что там полно народа, а преподаватель сказал, что занятия будут до вечера, они сказали, что зайдут завтра.
Когда они ушли, в моём кабинете зазвонил телефон. Женщина, майор милиции, которая ведала оружием в районе, сказала, что послала старшего лейтенанта проверять оружие. Я удивился, рассказал ей о визите её коллег.
У нас с ней были хорошие отношения. Майор, симпатичная женщина, иногда заглядывая ко мне, рассказывала, как училась в университете, у неё преподавал Собчак, над которым они тогда посмеивались, потому что тот носил очень короткие брюки.
Услышав мой рассказ о неожиданном визите, она встревожилась и сказала, чтобы я ни в коем случае не оставался с ними один, если они снова появятся, и что она пришлёт сейчас людей.
Прибывший старлей и ещё один сотрудник в гражданском сказали, что мне здорово повезло из-за того, что в подвале шли занятия.
В противном случае лежал бы с проломленной головой, а оружие исчезло. Я немедленно позвонил в военкомат, договорился с полковником Георгием Ивановичем, что сдам всё оружие.
Транспорта не было, поэтому мобилизовал группу крепких надёжных ребят, оружие завернули в шторы, снятые с окон, и отвезли на тележке в военкомат, благо до него идти было всего ничего.
Моряки, трудившиеся в техникуме до меня, набрали всякого хлама, лежавшего в сейфе: макеты гранат с запалами, различные патроны и даже снаряд от малокалиберной зенитной установки.
Всё это было неучтённым, нигде не числилось, сдать в военкомат я не мог, пришлось бы писать объяснение, и неизвестно, какими бы неприятностями это окончилось. Тогда я собрал всё неучтённое добро в старушечий узелок, пошёл на мост и отправил узел на дно Невы.
Курсы, которые организовал, помогли некоторым преподавателям продержаться, когда дела пошли совсем плохо и встал вопрос о приватизации помещения техникума. В это время я получил предложение - должность генерального директора (с началом перестройки появилась тьма генеральных директоров и президентов акционерных обществ).
Это было предприятие на базе одного большого ленинградского объединения. В нём работало около 80 человек, все с высшим образованием и занимались ремонтом особо сложного оборудования. Я согласился.