Школа
В первом классе я не учился, а освоил положенные азы дома с мамой. Седьмой класс я кончал в школе рабочей молодежи в 1942-1943 учебный год. В восьмом и девятом классах я не учился вообще, а поступил в десятый класс школы рабочей молодежи после окончания первого курса техникума, но об этом ниже. Конечно, при такой смене городов и школ не сохранились у меня в памяти учителя, не осталось с той поры друзей. Учился я посредственно. В пятом - шестом классах средний балл приближался к четверке. Уроки дома я делал, как правило, лишь к первому уроку, для всех последующих успевал подготовиться на предыдущих. Это то, что касается письменных заданий, а устные - я просто запоминал рассказ учителя. Всегда охотно помогал другим ребятам на контрольных, давал списывать уроки. Всю жизнь были нелады с русским языком, но по математике, физике никогда никаких трудностей не испытывал.
Был я в те годы мал ростом, хилого сложения и во всех провинциальных школах был окружен здоровыми и крепкими мальчишками и девчонками. Но я не помню, чтобы ко мне плохо относились, в грубоватой школьной среде всегда присутствовали элементы покровительства и доброго отношения. В письмах отца и бабушки, в высказываниях Ольги Николаевны частенько затрагивается тема моего воспитания. Разумеется, следуют указания, что мне надо привить, чему учить. Много критики в мамин адрес с анализом моих отрицательных сторон. Позже, когда у меня росли собственные сыновья, я четко сформулировал свое понятие о воспитании. Никогда не понимал слово воспитание как некое разовое целенаправленное действо. Нельзя сказать: "Завтра с 9-и до 10-и я воспитываю ребенка." При этом невольно представляется папаша с ремнем в руке или мамаша, читающая занудливую нотацию, а чадо с тоской ждет конца этого мероприятия. Воспитание - это образ жизни, а каков он должен быть с моей точки зрения, чтобы дети выросли достойными людьми, я напишу ниже. Я жил в кругу нашей маленькой семьи и ее друзей, воспринимая интересы этого круга, его мировоззрение и его образ жизни. В основном люди моего окружения были представителями служивого дворянства, остатками дореволюционной интеллигенции с ее либеральными взглядами, идеями свободы личности, широким кругом интересов. Как бы ни были суровы тридцатые годы, как ни трудно было тогда сводить концы с концами в семейном бюджете, я не помню, чтобы материальная сторона жизни занимала заметное место в разговорах, беседах среди нашей семьи и ее друзей. Говорили об интересных поездках, книгах, театре, поэтах того времени. С большим вниманием и волнением следили за героикой тех лет: челюскинцами, полярными полетами, поисками пропавших экспедиций. Надо заметить, что подлинное лицо большевизма не сразу стало понятным даже интеллигенции тех времен. Пафос гигантских строек, экспедиции в пустыни, исследование Севера - не могли не производить впечатление. Оборотная сторона жизни того времени стала очевидной лишь позже, тем более, что черные дела всегда совершаются в тайне. Все это не могло не наложить отпечаток и на мое мировоззрение. В свободные вечера в нашем доме было принято читать вслух стихи или отрывки понравившихся произведений. Потом мама стала давать мне отдельные книги, прославлявшие чувство прекрасного, романтизм и благородство такие, как произведения Э. Ростана, К. Гамсуна и другие. Я думаю, что этот начальный этап моего "воспитания" - образ жизни нашей семьи в окружении образованных, очень благожелательных, по настоящему любящих свою Родину друзей, жизнь которых не замыкалась на заботах о материальном благополучии, а была насыщена интересом ко всему окружающему миру, к красоте, поэзии - заложили главный фундамент моего Я, создали такую броню, против которой оказалась бессильной вся грязь повседневности, которой мне довелось в жизни повидать немало. Как я уже писал, отец всегда был в каких-то разъездах, командировках, появлялся он ненадолго и в детские годы не осталось у меня воспоминаний о его влиянии на мою жизнь, его участия в нашем быте. Уже повзрослев я понял, что на самом деле отец, его работа, его далеко незаурядная личность во многом отразились во мне. Отец отождествлялся тогда с теми людьми, которые осваивали Север, с джеклондоновскими героями, с первопроходцами. Жизнь отца и была той романтикой, которой я поклонялся по книгам. Многое меж нами осталось непонятым, недоговоренным - я мамин сын, от нее воспринял главные свои черты, но и отец, да-же вдали, жизнью своей, добротой к людям и будничным героизмом оставил прочный след в моей душе, в моем характере.
