В 1923 году было организовано, как я уже говорил, гельминтологическое отделение при Тропическом институте в Ереване, в 1924-м — при Протозойном институте в Харькове, в 1925 году — в Бухаре. Параллельно шла организация периферийных гельминтологических ячеек по ветеринарной линии. Базой для их формирования стали ветинституты, которые постепенно, по мере подготовки кадров, основывали у себя кафедры паразитологии.
Каждая из «дочерних» ячеек организовывала работу по единому плану, согласованному с центральными гельминтологическими учреждениями в Москве, в результате чего множились гельминтологические экспедиции, применявшие метод полных гельминтологических вскрытий, изучалась гельминтофауна людей и животных Армении, Украины, Бухары, Татарии, Западной Сибири, велось гельминтологическое просвещение широких масс населения. Московские лаборатории Всесоюзного института экспериментальной ветеринарии и кафедра Московского ветеринарного института стали основной школой, в которой готовились кадры для руководства кафедрами паразитологии ветеринарных вузов, для заведования гельминтологическими отделами медицинских тропических институтов и ветеринарных научно-исследовательских опытных станций. В. И. Пухов, С. В. Иваницкий, В. С. Ершов, Л. Г. Панова, И. В. Орлов, Е. С. Шульман, А. А. Лосев, В. Н. Озерская, М. П. Гнедина, Н. П. Шихобалова, Л. X. Гущанская, Н. В. Савина — вот работники, выросшие в то время.
С 1924 года ГИЭВ начал дважды в год собирать курсы усовершенствования ветеринарных врачей. На них повышали квалификацию врачи, приезжавшие из самых разных мест Советского Союза. Гельминтологический отдел, естественно, в работе курсов принимал самое живое участие. Обычно я, Шульц, Попов и Петров выезжали на несколько дней в Кузьминки, где нам предоставлялось общежитие. Я вел теоретический курс, а мои ассистенты проводили практические занятия. Мы старались, чтобы гельминтология была преподана курсантам на максимально высоком уровне, и это нам, как правило, удавалось. Обычно с нами выезжали в Кузьминки и работавшие в гельминтологическом отделе стажеры (С. В. Иваницкий, М. П. Любимов и другие), которые вместе с курсантами познавали теорию и практику гельминтологической науки. В часах нас не урезывали, так что мы могли давать слушателям довольно солидный материал.
Продолжалось преподавание гельминтологии и на курсах усовершенствования врачей при Московском тропическом институте. Для чтения лекций я выезжал в Ленинград, Саратов, Казань и другие города.
Насколько мизерна была в то время гельминтологическая эрудиция врачей, говорит факт, происшедший со мной в Саратове. В октябре 1924 года в Саратове проводился I Поволжский областной съезд по борьбе с малярией. На съезде присутствовало 75 делегатов и около 300 приглашенных. Приехал и я с докладом на тему «Новейшие достижения медицинской гельминтологии». Доклад мой длился около полутора часов. Аудитория слушала с большим вниманием.
В прениях выступил заслуженный деятель науки профессор Разумовский. Он был блестящим хирургом, но этот почтенный старик о гельминтологии имел, по-видимому, самое смутное представление. Мой доклад показался ему совершенно фантастическим. В своем выступлении Разумовский заявил, что приехавший из Москвы гельминтолог наговорил множество небылиц, вроде, например, странствования личинок аскарид по кровяному руслу человека или проникновения личинок некоторых червей через неповрежденные кожные покровы. Нет никакого сомнения в том, закончил Разумовский, что никто из здравомыслящих врачей этим басням поверить не может.
В этом выступлении как в зеркале отразились консервативные воззрения представителей старого поколения научной медицины на гельминтологию. Лиц, мыслящих так же, как Разумовский, было много. Они не решались выражать свои взгляды с такой откровенностью, как это сделал наиболее храбрый из них; они предпочитали молчать.
Осенью Казанский ветеринарный институт праздновал свое 50-летие. Поскольку этот институт считался старейшим в РСФСР (ибо Юрьевский отошел к Эстонии, Варшавский — к Польше, а Харьковский был на территории Украины), полувековой его юбилей стал значительным событием в науке.
Мне никогда ранее не приходилось бывать в Казани, поэтому я с удовольствием принял предложение правления Московского ветеринарного института поехать на юбилей.
Казанский институт в то время еще не имел кафедры паразитологии, и директор этого института профессор К. Г. Боль при встречах со мной на заседаниях в Москве никогда об этой кафедре не говорил. Больше того, старые профессорские казанские кадры — Рухлядев, Викторов, Домрачев, Смирнов, Оливков, Тушнов и другие не слишком-то жаловали гельминтологию. Профессура всю жизнь прожила без моей науки, а потому считала, что может обойтись без нее и впредь. Симптоматично, что в учебниках патологической анатомии К. Г. Боля полностью отсутствовали паразитологические главы, и этот пробел его не беспокоил. Я все это знал, все учитывал, и потому предстоящая поездка в Казань, моя встреча с глазу на глаз с местной профессурой приобретала острый характер.
После торжественно-официальной части по просьбе распорядителей был поставлен мой доклад на тему «Значение гельминтологии для ветеринарии и медицины». Момент был интересный. Казанская профессура, никогда моих докладов не слышавшая, уселась в первых рядах. Получился своеобразный трибунал критиков, настроенных «с пристрастием», а я очутился неожиданно в роли как бы подсудимого. В итоге же аудитория проводила меня овацией.
На следующий же день, очевидно после совещания с профессурой, директор К. Г. Боль подошел ко мне и завел речь о необходимости организовать в Казанском ветеринарном институте кафедру паразитологии. Ответ на это был у меня заблаговременно подготовлен. Я ему рекомендовал списаться с Б. Г. Массино, и в следующем, 1925 году Массино возглавил кафедру паразитологии Казанского ветеринарного института.
В 1924 году Государственное издательство приступило к выпуску Большой Советской Энциклопедии, главным редактором которой был назначен Отто Юльевич Шмидт. Я получил предложение принять участие в этой интересной работе. При этом мне сказали, что два слова — «аскариды» и «анкилостома» — были уже заказаны профессору В. А. Воробьеву, специалисту по туберкулезу.
Ознакомившись с содержанием статей В. А. Воробьева, я пришел в ярость. В них было написано, что аскариды человека развиваются при посредстве промежуточных «хозяев», что помимо «аскариды человеческой» имеется «аскарида детская», которая живет в толстых кишках детей, вызывает зуд, причем для лечения предлагались клизмы и промывания. Анкилостомозу было посвящено две строки, в которых говорилось, что возбудитель этой «редкой болезни» живет в тонких кишках человека.
Чтобы впредь избавить энциклопедию от гельминтологической галиматьи, я написал достаточно резкое письмо в редакцию. В нем я заявил, что дам свое согласие на участие в Большой Советской Энциклопедии только при условии, если все гельминтологические статьи будут проходить через мои руки и если я сам буду поручать их тем специалистам, которым доверяю. 20 августа 1924 года я получил удовлетворивший меня ответ, после чего принял участие в работе Большой Советской Энциклопедии. Необходимо было, расшифровывая понятия «гельминтология», «гельминтозы», одновременно дать врачам и биологам ряд принципиальных установок. Что я и сделал. В 1924 году я ввел новое экологическое [1] понятие «геогельминтология», высказав свои соображения о воздействии места обитания на характер гельминтофаунистического статуса животных.
Пропагандировал я в эти годы свои воззрения на значение гельминтозного фактора в эпидемиологии и эпизоотологии бактерийных инфекций, освещал роль отдельных гельминтов в патологии людей и животных, доказывал необходимость гельминтофаунистических обследований населения, как метода изучения санитарных условий труда и быта. В общей сложности в 1924–1925 годах было опубликовано 26 научных работ и статей.
Свободное копирование
