По белым пятнам на карте - 5

Я стремился заинтересовать гельминтологической тематикой как можно большее количество журналов. В журнале «Успехи экспериментальной биологии», возглавляемом профессором Н. К. Кольцовым, я поместил свою статью об экспериментальной гельминтологии, в которой знакомил читателей-биологов с новейшими достижениями моей науки.

Статьи на гельминтологические темы я старался поместить в самых разных научных журналах. Популяризировал свою науку в саратовском «Вестнике микробиологии и эпидемиологии», в «Русском гидробиологическом журнале», в «Научных известиях Смоленского государственного университета».

В 1923 году вышла в свет моя книга «Нематоды пресноводной фауны Европейской и отчасти Азиатской России». Конечно, сегодня эта книга крайне устарела, однако в те годы она была основным пособием для определения нематод, поскольку других руководств ни в русской, ни в зарубежной литературе не имелось. В предисловии к этой книге я писал:

«В настоящей работе мною сделана попытка собрать и охарактеризовать всех паразитических нематод, имеющих отношение к пресноводной фауне Европейской и отчасти Азиатской России, разгруппировать их, поскольку позволяют современные данные систематики по родам, семействам и подотрядам и дать каждой из этих таксономических единиц по возможности краткий и исчерпывающий диагноз. Номенклатура и система мною принята новейшая, согласно последним работам лучших специалистов, в связи с чем и содержание настоящего выпуска в значительной степени разнится как по объему, так и по существу от работы Линстова «Нематоды пресноводной фауны Германии». Достаточно указать, что Линстов описывает всего лишь 32 рода, в то время как количество родов, охарактеризованных в настоящей книге, достигает 61. Кроме того, Линстовым не было сделано попытки объединить рода в семейства, на что здесь обращено по возможности серьезное внимание».

Кстати, в этой книге впервые фигурировал новый подотряд, несколько новых семейств и новое подсемейство.

Значительным событием 1923 года являлось включение «Комиссии по изучению гельминтофауны России» в состав Зоологического музея Российской Академии наук.

Еще в 1922 году, в один из своих приездов в Петроград, я вошел в Академию наук с ходатайством принять гельминтофаунистическую комиссию в состав Зоологического музея. Просьба моя была удовлетворена. От директора Зоологического музея Бялыницкого-Бирули было получено извещение, что 2 мая 1923 года президиум Академии наук постановил включить постоянную комиссию по изучению гельминтофауны СССР в состав Зоологического музея на правах его отделения. Это была огромная моральная победа советской гельминтологии: ее признало высшее научное учреждение страны — Российская Академия наук. Факт этот влил новую энергию в наш небольшой коллектив, укрепил наши позиции.

А в эти годы каждая, даже небольшая победа имела для дальнейшей эволюции гельминтологического дела немалое значение. В 1923 году ректором Московского ветеринарного института был назначен профессор Евграфов. Меня назначили деканом, а третьим членом правления — студента старшего курса коммуниста И. А. Троицкого.

Восемь с половиной месяцев я был деканом и на практике убедился, что эта работа мне чужда. Поскольку ректор в те годы не обладал единоначалием, то все вопросы, связанные с жизнью института, решались коллегиально тремя членами правления. Дело шло относительно гладко. Я часто играл роль равнодействующей между уклонами ректора и загибами студента.

Возвратившись осенью из экспедиции в Армению совершенно больным (там я схватил тропическую и одновременно трехдневную малярию), я воспользовался своей хронической болезнью и подал заявление об отставке, на что и было получено согласие.

Несмотря на болезнь, подхваченную в Армении, я был очень доволен этой экспедицией. До 1923 года Армения, как и все Закавказье вообще, не видела на своей территории специалистов-гельминтологов. 17 августа мы с П. П. Поповым приехали в Ереван и развернули работу 10-й союзной гельминтологической экспедиции.

С помощью наркома здравоохранения Армении доктора Лазарева экспедиции удалось организовать два отряда: джульфинский, который обследовал южную границу Армении, и севанский, занявшийся гельминтофауной горной Армении. Как и следовало ожидать, результаты гельминтофаунистиче-ского изучения Армении оказались весьма интересными. Значительный коллектив работников Еревана и Москвы в течение ряда лет обрабатывал материал, собранный 10-й экспедицией. Итогом работы был целый ряд научных трудов. Наркомздрав Армении прикомандировал к экспедиции врача Е. В. Калантарян, которая и получила гельминтологическую квалификацию в нашем джульфинском отряде.

Калантарян оказалась человеком очень энергичным и трудолюбивым. Она увлеклась гельминтологией, и я с полным основанием рекомендовал ее на заведование гельминтологическим отделом Тропического института Армении. На этой должности Е. В. Калантарян проработала свыше 35 лет.

4 сентября 1923 года в Ереване был открыт Тропический институт. Директором его был назначен мой ассистент П. П. Попов. Он положил много труда на развертывание научной и практической работы по всем разделам медицинской паразитологии.

Мне была поручена задача организовать при этом учреждении гельминтологический отдел и подготовить для заведования им первого для Армении врача-гельминтолога. Кроме того, на первых двух конференциях Тропического института Армении я ознакомил местных врачей с новейшими завоеваниями гельминтологической науки, а для широких слоев населения прочел публичную лекцию на тему «Симбиоз и паразитизм в природе».

По просьбе Наркомздрава Армении я согласился быть редактором первого тома «Труды Тропического института Армении», который вышел в свет в 1924 году.

И вот мы с Лизой едем в Москву. По пути мы на три дня остановились в Тбилиси. Здесь захворала Лиза — у нее резко поднялась температура. Я был здоров, прочитал в Тбилисском медицинском обществе доклад на гельминтологическую тему. Когда же мы сели в поезд, я почувствовал себя из рук вон плохо. В двухместном купе лежим мы оба с высокой температурой, «лечит» нас только проводник, который приносит чай. В Москве нас доставили с Курского вокзала прямо в клинику Тропического института. Выяснилось, что у Лизы брюшной тиф, а у меня комбинация тропической малярии с трехдневной. Лежали мы в клинике долго. Здесь, в клинике, я узнал о том, что мой ученик Г. Виттенберг уехал в Варшаву. Я был чрезвычайно этим огорчен.

Отец Виттенберга серьезно заболел и стал умолять, чтобы сын приехал к нему проститься перед смертью. Г. Г. Виттенберг начал хлопотать перед Наркоматом иностранных дел, получил разрешение на выезд, но вернуться в СССР ему уже не удалось: польские власти его не пустили. После двух-трех тяжелых лет пребывания в Польше, где он не мог найти работы, Виттенберг уехал в Палестину и получил там место гельминтолога в университете Иерусалима.

Место Виттенберга занял врач Р. С. Шульц, человек одаренный и многосторонне образованный. Гельминтологический отдел обогатился работником, знающим три иностранных языка, аккуратным, трудоспособным, умным и инициативным. Конечно, на первых порах Шульцу пришлось нелегко, но уже вскоре он основательно изучил гельминтологию.

В те годы научные работники нашего отдела изучали либо конкретное семейство гельминтов, либо гельминтофауну какого-нибудь определенного «хозяина». Я предложил Шульцу приняться за разработку гельминтофауны грызунов, причем рекомендовал начать ее с изучения паразитических червей домашних мышей. К тому времени в мировой литературе по данному вопросу была лишь устаревшая монография Холла (1916 год), все же остальное было разбросано в разнообразных периодических изданиях разных стран в виде отдельных статей и заметок.

В скором времени Шульц дал хорошую работу по оксиуридам грызунов. Р. С. Шульц стал одним из наиболее эрудированных и серьезных учеников моей школы, активным помощником в трудном деле строительства гельминтологической науки и практики.

В 1924 году пришел ко мне и А. М. Петров. Еще будучи студентом Московского ветеринарного института, он чрезвычайно заинтересовался лекциями по гельминтологии. На выпускном экзамене осенью 1923 года он так блестяще отвечал на заданные вопросы, что я в заключение сказал: «Если вы захотите работать в будущем у меня в лаборатории, приходите, я всегда сумею вас устроить». В ноябре 1924 года он пришел ко мне и напомнил о моем обещании. Я принял Петрова сперва в качестве сверхштатного ассистента без зарплаты, а с весны 1925 года он занял должность ассистента гельминтологического отдела.