По белым пятнам на карте - 1

По белым пятнам на карте

 Начало «золотого века» советской гельминтологии. — 21-ая экспедиция. — Мои первые ученики, — Возмущение хирурга Разумовского. — Обследование шахтеров Донбасса, — Мужество горняков, — Выход в свет двухтомного труда «Гельминтозы человека».

Этот период без преувеличения можно назвать началом «золотого века» советской гельминтологии.

Четырехлетняя работа первых в стране гельминтологических учреждений создала советской гельминтологии международный авторитет. Здесь начала работать со мной плеяда старших моих учеников: Г. Г. Виттенберг, Р. С. Шульц, А. М. Петров, Н. П. Попов, Э. М. Ляйман, И. М. Исайчиков, Б. Г. Массино; здесь получили свое гельминтологическое образование медицинские врачи — В. П. Подъя польская, П. П. Попов, П. Г. Сергиев. Здесь зародилась первая научная ассоциация гельминтологов: постоянная комиссия по изучению гельминтофауны СССР; здесь же рождались разные идеи и планы, которые впоследствии полностью или частично претворялись в жизнь. За четыре года мы провели двадцать одну специализированную экспедицию.

Отсюда гельминтологическая наука стала распространяться в Омск, Казань, Ереван, Харьков, оформляясь то в виде кафедр паразитологии при ветеринарных институтах, то в виде гельминтологических отделений научно-исследо-'вательских учреждений по линии медицины и ветеринарии. Здесь был заложен тот прочный фундамент, на котором выросла основная гельминтологическая как научная, так и учебная и популярная литература. Здесь закреплялась живая связь с периферией. Сюда стали приезжать со всех концов СССР все, кто хотел стать гельминтологом, посвятить свою дальнейшую деятельность изучению этой специальности. Отсюда началась деловая связь с различными ветеринарными, медицинскими и биологическими организациями, которые, присматриваясь к нашей работе, постигали сущность, смысл и цель советской гельминтологической науки.

Наша работа в Пименовском переулке проходила в обстановке, совершенно непохожей на официальный стиль обычных научных лабораторий. Своеобразие это сказывалось и в наших взаимоотношениях, и в распорядке дня, и в самом оборудовании комнат.

Начну с людей. Поскольку наука была молодой, неизведанной, новой, не сулящей ее приверженцам никаких материальных благ, не приобретшей еще ни популярности, ни авторитета, постольку работали здесь люди, которые были по-настоящему, бескорыстно заинтересованы в гельминтологической науке. А такие кадры, как правило, меньше всего подвержены «текучести».

Моя старая гвардия — Шульц, Петров и многие другие, войдя в учреждение, оставались работать в нем долгие годы. Если же многие из моих старших учеников и покидали меня, то в большинстве затем, чтобы возглавить кафедру или научно-исследовательское учреждение на периферии.

Работа каждого из нас не была ограничена никаким лимитом времени: трудись сколько хочешь и сколько можешь, в любые часы утра, дня, вечера и первой половины ночи. Проще говоря, сотрудники, так же как и я, по многу дней жили в лаборатории. Я в те годы был не очень загружен дополнительными обязанностями, к гельминтологии не относящимися, поэтому из лаборатории никуда не отлучался, частенько ночевал на коричневой оттоманке в своем кабинете. Нередко вечером в Пименовский приходила и Лиза с детьми.

Подобный образ жизни вели и многие научные работники и стажеры.

Нередко бывало так. Около 12 часов ночи заканчивается очередное заседание постоянной комиссии по изучению гельминтофауны СССР. Но дискуссия не закончена, далеко не все вопросы оказались освещенными. Надо продолжить обмен мнениями. Разогревается большой «коммунальный» чайник, появляется студенческая закуска, все с аппетитом ужинают, беседуют. Петр Петрович Попов начинает рассказывать о своем кругосветном путешествии, о зарубежной гельминтологии. Смотрим на часы — три часа ночи. Ясно всем, что придется ночевать в помещении кафедры. Выдвигаются рабочие столы, которые устанавливаются вокруг большой печи в середине общей лаборатории. В нее подбрасываются дрова. Спать укладываемся на столах. Но неудобств никто не замечал, все спали здоровым и крепким сном и утром вскакивали свежими и бодрыми, чтобы начать новый трудовой день. Уборщица приходила будить нас в 8 часов утра, так как надо было быстро прибрать лабораторию, поскольку с 9 часов в этой же комнате я читал лекции студентам.

Помню и такие сценки. Легли спать. Я лежу в кабинете, а Виттенберг — в соседней с кабинетом комнате. Вдруг слышу в фанерную стенку негромкий стук и тихий голос: «Вы не спите?» Я откликаюсь, открываю дверь, ко мне входит Виттенберг. У него блеснула интересная идея, которой он захотел со мною поделиться. Обсуждаем взволновавший его вопрос, после чего засыпаем.

Осенью 1921 года, когда наша экспедиция возвратилась из Средней Азии, а экспедиции Исайчикова — с Карского и Баренцева морей, научно-исследовательская работа в Пименовском била ключом. Виттенберг, окончив изучение новой трематоды из трахеи казахстанского пеликана, принялся за изучение циклоцелиид — особого вида трематод, поражающих дыхательную систему птиц. Исайчиков занимался разработкой гельминтов, собранных от морских рыб арктической зоны, Массино изучал трематод птиц. Я оформлял ряд работ по гельминтофауне животных Донской области.

Постоянным посетителем нашей кафедры был Н. П. Попов, официально считавшийся эпизоотологом ГИЭВа, а фактически работавший по гельминтологии.

Помимо ассистентского и препараторского персонала в штате гельминтологического отдела состоял художник Долгов и переводчица Властова.

В это время организованный в Петрограде ветеринарный вуз без моего ведома, а значит, и согласия избрал меня профессором паразитологии. Однако я не имел возможности ездить на лекции, и кафедра паразитологии там долго оставалась вакантной. Студенты, оканчивающие этот институт, не получали необходимых гельминтологических знаний.

Успех туркестанской экспедиции был настолько значителен, что в декабре 1921 года, через месяц после нашего возвращения, я дерзнул представить в Ветупр доклад об организации специальной гельминтологической выставки. Цель выставки была очень серьезной. От гельминтов, вызывающих тяжелые заболевания, страдало население. А о самих гельминтах люди в то время почти ничего не знали, профилактика не проводилась, лечения, можно сказать, не было. От гельминтов страдали и домашние животные. Причем тяжелые заболевания скота, вызываемые гельминтами, наносили стране огромный экономический ущерб. Мое предложение Ветупр одобрил. Правда, денег я на это дело в конечном счете не получил, поскольку в 1923 году готовилось открытие Всероссийской сельскохозяйственной выставки. Тем не менее сам доброжелательный отклик уже говорил о многом.