Одновременно со мною у Райе работал доктор Чуреа из Румынии, который занимался изучением филяриид[1]. Работал еще один биолог из Англии, абсолютно не владевший французским языком. Я застал его за бесцельным, но достаточно трудоемким занятием: он со словарем в руках переводил раздел «Нематоды» из огромной книги Райе «Медицинская и сельскохозяйственная зоология». Это задание дал ему Райе. Промучившись несколько месяцев и получив к гельминтологии устойчивое отвращение, английский стажер бросил лабораторию Райе и пошел «искать счастья» в Пастеровском институте, желая переключиться на бактериологию. Дальнейшая его судьба мне неизвестна.
Первый визит мой к Райе был очень коротким. Он принял меня с французской любезностью, предоставил рабочее место в лаборатории и сказал, что подойдет к моему столу ознакомиться с материалом тогда, когда я разверну всю свою нематодологическую коллекцию. Это задание было мною выполнено уже на следующий день. Хорошо помню, как у моего стола появился седой старичок со знаком Почетного легиона в петлице пиджака. Он беглым взглядом окинул коллекцию и, видимо заинтересовавшись ею, начал быстро перебирать маленькими морщинистыми руками пробирки с аулие-атинскими нематодами.
Возле него находился его единственный ассистент и неизменный соавтор нематодологических работ Анри. Это был тогда еще молодой, стройный брюнет, почтительно относившийся к своему шефу.
— Это какие-то сгшруриды, а это тетрамерес, а это, вероятно, наш контрацекум, а это гетеракиды, — невнятно бормотал Райе, рассматривая отдельные пробирки и знакомясь по этикетам с хозяевами паразитов. И наконец, обратившись ко мне, сказал:
— Поздравляю вас, вы привезли очень интересный материал. Думаю, что в результате его изучения получится хорошая работа.
Райе ушел; Анри, оставшись, сообщил, что я приехал в неблагоприятное время: он занят сейчас подготовкой к профессорскому званию, собирается конкурировать на занятие кафедры в Тулузской ветеринарной школе, освободившейся после смерти профессора Нейманна. Поэтому, добавил Анри, он не сможет уделить мне времени для руководства моей работой.
Дав несколько методических указаний, Анри оставил меня в грустном одиночестве. Мне стало тревожно, когда я понял, каков в этой лаборатории стиль «руководства» стажерами. Но я решил не сдаваться и приложить все силы для того, чтобы получить от Райе максимум пользы.
Вскоре я познакомился со всеми, кто посещал нашу лабораторию, и обратил внимание на одного студента. Он оказался любезным молодым человеком, который помог мне овладеть основными методическими приемами при изучении нематод. Работал я много, и дело двигалось быстро.
Вскоре я распознал представителей рода амидостомум и открыл два новых вида, один из которых был назван мною в честь Райе, а другой — Анри. Видовую их самостоятельность санкционировал сам Райе, который подходил ко мне лишь тогда, когда я его звал. Просить его к себе часто я стеснялся, а сам он подходить не догадывался. Проходя через лабораторию, он на лету бросал: «Все идет хорошо!» И так повторялось изо дня в день.
Впрочем, я изредка заходил в кабинет Райе, чтобы получить консультацию или навести библиографическую справку. И вот в эти редкие посещения я обратил внимание на плоский шкафчик, разделенный внутри на множество мелких отделений. Эти отделения были наполнены карточками с библиографией литературы каждого отдельного вида нематод. О полноте этого библиографического собрания можно было судить хотя бы по такому факту: о нематоде, описанной Зибольдом в 1836 году, было собрано 90 литературных источников, причем этот список начинался с работы Визенталя [2], опубликованной в 1799 году — за 37 лет до описания самого паразита. Можно было легко понять, почему лаборатория Райе занимала по систематике нематод первое место в мире: основная сила заключалась в исчерпывающей полноте библиографии, которая пополнялась ежедневно по мере получения новых журналов или оттисков.
Ведь нельзя забывать, что в то время никаких сводных обобщающих работ по нематодам не имелось, тогда даже небольшая сводка Линстова по нематодам пресноводной фауны Германии представляла собою большую ценность.
Приближался срок возвращения на родину. В итоге работы у Райе я определил 51 вид птичьих нематод, относящихся к 26 родам, причем из этого числа 9 нематод оказались представителями новых видов. Наряду с этим мне удалось обосновать 4 новых рода и несколько новых семейств.
Моя двухлетняя заграничная командировка заканчивалась. Совершенно по иному представлялись мне сейчас и объем гельминтологии, и ее содержание, и те задачи, которые могли бы стоять перед этой интересной наукой, но их абсолютно никто не пытался ставить. Я сознавал, что наступил желанный момент, когда я могу считать себя специалистом-гельминтологом. В то же самое время все недостатки моего гельминтологического образования были мне виднее, чем когда бы то ни было. Лиза поддерживала мое стремление к дальнейшему изучению гельминтологии.
С таким настроением покинули мы Париж и в июле 1914 года, за две недели до начала первой мировой войны, возвратились в Россию.