По возвращении в Колодезское я ездил к моей воспитательнице, С. М. Баратынской, жившей в имении своего мужа в Кирсановском уезде Тамбовской губернии. Ехал я на сдаточных и, останавливаясь в крестьянских избах на время, в которое меняли лошадей, видел грустный быт наших крестьян в одной из хлебороднейших губерний; в этом году крестьяне еще более обнищали по случаю сильного неурожая и чрезвычайно возвысившейся цены на хлеб. В деревне Баратынских жили, кроме С. М. Баратынской и ее мужа, мать последнего, больная старушка, которую я, во все мое у них пребывание, не видал, и братья его: поэт Е. А. Баратынский с женой, урожденной Энгельгардт, и детьми, и Лев Абрамович Баратынский{}, который был женат на своей крепостной, не показывавшейся в семействе Баратынских. Он был большой пьяница; все четверо братьев Баратынских{} любили выпить более должного. Четвертый их брат Ираклий Абрамович{} жил в Петербурге; он, по званию адъютанта генерал-фельдмаршала графа Дибича, был прислан в Петербург с известием о сражении при Остроленке{} и, по смерти Дибича, был назначен флигель-адъютантом. Я в 1831 г. часто видал его у Дельвигов.
С. М. Баратынская была чрезвычайно рада меня видеть, она, и совершенно по праву, смотрела на меня как на своего воспитанника. Ее ко мне отношения не вполне понимались ее вторым мужем, который, впрочем, выказал также удовольствие моему приезду.
Жизнь в деревне у Баратынских была устроена на английский манер, вероятно, в подражание их соседу Кривцову{}, большому англоману, человеку очень умному, но взбалмошному до неистовства, так что в бытность его губернатором советники губернского правления решились составить журнал, которым его самовольно отставили от должности. Вслед за тем он действительно был уволен от службы и жил в своем Кирсановском имении, устроенном по английскому образцу.
Утро в деревне Баратынских посвящалось занятиям каждого в своем помещении; все собирались к часу пополудни вместе завтракать; после завтрака некоторые оставались в общей зале, другие расходились до обеда, который подавали в семь часов вечера. Послеобеденное время до полуночи все проводили вместе в разговорах и за карточной игрой. После полуночи С. А. Баратынский приглашал в свой кабинет меня в халате, и мы втроем, он также в халате и жена его в дезабилье, проводили часа полтора в полутемноте при пылающем камине. В это время мы оставались как бы в тесном семейном кругу, вспоминали прошедшее и пили хорошие вина. С. А. Баратынский хотел этими приглашениями показать мне, что он вполне понимает мою, так сказать, сыновнюю любовь к его жене, побудившую меня приехать к ним за несколько сот верст; но мне казалось, что он вместе с тем ревниво наблюдает за моим обращением с его женой.
Во время послеобеденных разговоров Баратынские, а также и часто бывавший у них Кривцов, удивлялись моим разнообразным познаниям не только в положительных науках, но и в стратегии, о которой я, впрочем, сам имел самое поверхностное понятие, и радовались, что образование нашего юношества приняло такое практическое направление и что оно уже выработало такую, по их мнению, замечательную личность, как моя и, конечно, многие другие.
Свободное копирование
