17
- Графоманство? – Безусловно, да! Бесстыжее подражание сами понимаете кому – но, увы, чисто из головы, без искры Божьей. Не случилось, а сочинено – почувствуйте разницу. Не дарована искра. Сам знаю, поэтического чутья не утратил. Но.
Современник А. С. Пушкина, совершенно безжалостно высмеиваемый им граф Хвостов, накропал, в отличие от малопродуктивного меня, многие километры стихов. Килограммы чуши. Но замечательная, хотя, возможно, совершенно нечаянно случившаяся строка: ”Потомства не страшись – его ты не увидишь!” – принадлежит именно несчастному графу, и никто другой, при всех их признанных талантах, такой строки никогда не написал.
Впрочем, полемизировать не о чем, поскольку я признаю все возможные претензии заранее, без обсуждения. Продолжения безнадёжное рифмоплётство не имело, да и лета клонили сами знаете к чему. Одновременно пить и писать, как поступал, если ему верить, подвергшийся дилетантскому подражанию классик, у меня тоже не получилось, что я не преминул потом отметить ещё и в предисловии. Пришлось чередовать эти занятия, причём, сдаётся, увлекали они меня в равной мере. Конкурировали за мою пропащую душу.
Писал ночами, когда ни визиты, ни звонки не беспокоят. Впрочем, они и утром не беспокоили, да и в другие времена суток тоже. Только в традиционный понедельник приходили собратья картёжники, чтобы, сыграв две-три “сороковочки” и одолевши две-три бутылочки, в полночь поспешно разъехаться по домам на таксомоторе. Благосостояние называется.
Итак, проводил ночи, марая бумагу. Из койки вскакивал, когда, пресекая тщетные попытки всё-таки заснуть, вдруг выползала откуда-то мысль или просто формулировка. Вскакивал, чтобы впотьмах зафиксировать. Знал уже, что утром не вспомнится, сколько ни тужься. Иногда, перечитывая написанное со сна или въявь, с радостным удивлением обнаруживал, что нечаянно удалось сказать больше, чем намеревался. Кое-кто называет это вдохновением; для меня, пожалуй, определение слишком лестное.
Стопка исписанной и исчёрканной бумаги становилась всё толще. Но чаще приходилось рвать листки. Компьютером пока не владел в обоих смыслах, то есть не умел им пользоваться плюс не имел этого полезного предмета в обиходе. Но попозже, когда удалось переслать по электронной почте первые главы приятелям по университету Саше Прокопчику, вкусу и честности которого я безусловно доверял, и Грише Грищуку, а они отозвались вполне одобрительно, я твёрдо решил продолжать. И молдавские друзья Недворягины, Наташа и Сергей, поддержали. Наташке почему-то и раньше нравилось всё, что я им писал, хотя личные письма, разумеется (я же не Сергей Довлатов!), сочиняются без черновиков и оглядки на качество. И вдруг, оказывается, качество хоть кое-кого устраивает.
Вот и пришлось мне ускориться, чтобы успеть хотя бы что-то. Даже сумел набросать примерный план повести. И, как это случилось в этой жизни не только со мной, сразу угадал и записал её заключительные фразы.
Но чаще всё же насиловал бутылку, ревниво оценивая, сколько осталось. Свою снотворную дозу я примерно знал. Со смертельной такой определённости не было. Боюсь, я часто превышал первую, а иногда, случалось, и вторую. Но допиться до “белочки” никак не удавалось. Уж как мне везёт в этой жизни, а здесь нашла коса на камень.