11
Милая Людочка Бухмиллер, без помощи которой я не управился бы с чёртовой железякой по имени компьютер, заметила, что, доброжелательное вроде по существу, это письмо является издевательским по форме. Тогда я с ней не согласился, и теперь не соглашусь. Я хотел донести до адресата содержание. А что касается формы – простите, девушка Люда, но это мой выбор. Вы же далеко не всё знаете. Так не Вам и форму диктовать. Я и без того униженно ползаю зачем-то на полусогнутых там, где на всё давно следовало наплевать и всё напрочь забыть.
Потому ли мне не ответили, что тон письма показался оскорбительным, или вопрос просто не представил для госпожи Леньшиной интереса, мне до сих пор неведомо. Можете, детишки, сами выяснить, ежели вдруг пожелаете. Чем бы, спрашивается, вам лишняя недвижимость помешала? Содержу её, пожизненно, я, а вам в остатке – чистая дармовщина. Сегодня это минимум сорок тысяч долларов, и завтра вряд ли будет меньше. Такие бабки – для вас пустяк, да?
Взамен же потянулся долгий период, в течение которого меня непрерывно обвиняли в тайных злопыхательствах. Такая вот парадоксальная реакция – и это вместо сколько-нибудь вменяемой реакции на предложение – возможно, не слишком соблазнительное по масштабу, однако безусловно здравое в целом, совершенно безвредное для Светы и абсолютно бескорыстное для меня. Дмитрий А унаследовал и мамину, и бабушкину квартиру и поэтому не мог иметь никаких видов ещё и на папину. Я и не позволил бы, имея кроме него кучу детей.
Но, в глазах Светы я, оказывается, не добрую волю проявлял, а непрерывно творил козни и плёл интриги. Собственно, первые упрёки такого рода она озвучила ещё до нашего формального развода. И теперь будто бы я из кожи лезу, пытаясь настроить против неё нынешнее банковское начальство.
Ну просто нет сил хихикать! На кой ляд мне предаваться такой неконструктивной деятельности? Повидимому, подразумевалось стремление отомстить. Коржов якобы готов мстить бессмысленно и безоглядно; моя не раз выраженная малодушная готовность примириться в расчёт не бралась. Или приравнивалась к враждебному тактическому приёму. Но тогда, в захудалом Александрове, ввиду близости и доступности указанного начальства это было хотя бы возможно – пусть и чисто теоретически. Теперь же я, если и захотел бы вдруг из какой-то патологической зловредности напакостить ей в её карьере, не имел для этого решительно никаких возможностей. Да и зачем? “А что я с этого буду иметь?” – как говорят евреи и, на мой взгляд, совершенно резонно говорят. Прагматизм называется. А я, практически не умея ему следовать, в душе это качество уважаю.
- Ты, Коржов, плетёшь интриги. Стремишься подорвать мою профессиональную репутацию! – вот всё, что я мог понять из её гневных телефонных реплик, изрыгаемых в ответ (якобы в ответ) на мои просьбы о встрече с детьми. Конкретными обвинениями и, тем более, доказательствами она никогда себя не утруждала. Сам должен был добывать против себя улики. Учись, Сергей, у мамочки, если твой коллега Андрей Ягуарьевич Вышинский тебя не убедил!
Роняя себя в её и собственных глазах, я пытался оправдываться в преступлениях, которых не совершал. Смешно, да и постыдно для человека, имеющего представление о достоинстве, опровергать не то что недоказанные, но даже невыдвинутые обвинения, а я пытался. Теперь я убеждён, что она и сама никогда не верила в них, настолько бредово выглядела гипотеза о моей сверхъестественной способности воздействовать не менее чем на кредитно-банковскую систему. Несравненно более бредово, нежели представление о том, что виновником дефолта, случившегося в августе 1998 года, действительно является прилизанный “Киндер-Сюрприз”, а сегодня в этой щекотливой сфере хоть что-то зависит от Путина с Медведевым.
Но ей всегда почему-то удавалось играть на своём поле и по своим правилам. Это не упрёк; это честное признание за Светланой таких достоинств, которыми я сам, увы, не обладаю. Наперекор реальности, я и теперь продолжал ощущать себя в зависимом положении – и ничего с этим ощущением не мог поделать. Я, к несчастью, признал это своё положение с самого начала нашего знакомства. Что, возможно, и привело в итоге к краху семьи. Подчинённому (подчинившемуся?) в такой ситуации нечего ждать ничего хорошего. Прошедшие долгие годы и кардинально переменившиеся обстоятельства не внесли принципиальных перемен.
- Ну, допустим, – пытался убедить я её с той же униженной позиции, – что я мстительно желаю тебе всяческих несчастий. Допустим, хотя это гораздо труднее, что я при этом не в состоянии понять, насколько пагубно твои личные беды могут отразиться на благополучии детей. Или всё-таки понимаю, однако это меня, подлеца и урода, утратившего вместе с прочими человеческими качествами даже животный родительский инстинкт, не останавливает.
Но. Для любого, в том числе и для самого чёрного дела, нужны свои инструменты. Строить козни, не будучи достаточно посвящённым в ситуацию, не зная расстановки сил и многих-многих тонкостей твоих внутрибанковских отношений – ну как это можно реализовать?! Я ведь не знаю, в какой должности и даже в каком, собственно, банке ты теперь служишь. Если вообще служишь. Нет у меня в распоряжении ни “Моссада”, ни ЦРУ.
Не вероятнее ли, что твои реальные, но тайные враги по службе, а враг обычно находится близко, поскольку откусывает от одного с тобой пирога, подсовывают тебе столь дикую версию – и тем, играя на твоём легковерии, успешно отводят от себя подозрения?
Мне, конечно, льстит роль почти всемогущего злодея, только вот исполнить её я не способен, должна бы уже знать. И если ты этого всё-таки не понимаешь, то здорово рискуешь проиграть в своей игре, потому что станешь пропускать удары с неожиданных сторон. Боксёры это прекрасно знают. А я понял, наконец, откуда берётся её неугасимая ненависть. У моей ненаглядной она родилась из вины.
Свободное копирование
